- Когда же я поговорю, дитятко, ведь царь едет, готовиться надобно!
- Так вы, родная, уже все сладили, что след стряпухам наказали, теперь ужо они сами.
- Верно, верно, боярыня-матушка, мы все уразумели, сготовим как надобно, государь довольны будут, - поддержала Варю главная стряпуха.
- Ну, коли так... - Прасковья Тимофеевна торопливо засеменила к выходу, уже заранее крестясь и умильно закатывая глазки.
Послышались облегченные вздохи.
- Как хорошо-то, боярышня, - радостно улыбнулась Варе молоденькая кухонная девка, - а мы уж думали, что коли все сделать как нам ваша матушка наказали, так царь всем головы поотрубает.
Варя ожгла насмешницу суровым взглядом:
- Голова твоя на месте останется, а вот за непочтительность к боярыне ты мне спиной ответишь, - девка низко склонила голову, Варя смилостивилась, - Ладно, не стой столбом, найди ключницу, скажи, что я велела дать ключ от подклети и тащи оттуда соленья. - Боярышня повернулась к стряпухам, прикидывая, чем же попотчевать царя, да так, чтобы государь явил батюшке свою милость. Отец передал, что он с Петром Алексеевичем будут по вечерне, времени оставалось предостаточно.
Покончив с необходимыми приготовлениями, Варя устало направилась к сеням. Это было самое покойное и тихое место в доме. Над головами работающих девок мерно плыл голос старой Меланьи, баявшей сказки. Сказки Варя страстно любила с детства. Сейчас звучала ее любимая, о заморском царевиче, Бове-королевиче. "Поднял Бова-королевич свой остер булат меч и снес Змею поганому голову..." Перед Вариными глазами разворачивалась картина жестокой сечи. Впрочем, совсем не ради отрубленных голов очередного чудовища слушала Варя сказки. Скоро, скоро уж получит королевич свою награду, поцелует в уста сахарные прекрасную королевну.
Ах, сказки, сказки и навеваемые ими мечты! Еще отец Григорий, священник в бабушкиной вотчине, говаривал ей, что мечтания надобно укрощать, ибо вводят они молоденьких девиц во грех. Варя не очень-то прислушивалась к его словам, ведь что может быть плохого в ее снах наяву? Напевный голос Меланьи убаюкивал, Варя склонила голову на руку и погрузилась в свои фантазии.
Вот сидит она во высоком терему у красного оконца, а платье на ней италийского фасону, точь-в-точь как тетка Наталья давеча приезжала (представив себя в роскошном, приоткрывающем грудь наряде Варя закраснелась, но отважно не стала отгонять видение). Внизу женихи толпятся, горячат скакунов, хотят допрыгнуть до окошка и сорвать с ее руки перстень. Вот один за другим взмывают в прыжке кони, вознося своих седоков к ней, но она только надменно качает головой, отвергая одного претендента за другим, не позволяя им приблизиться. Но издалека мчится еще один всадник и ее сердце радостно вздрагивает, узнавая суженного. Сейчас она увидит лицо того единственного, кому она предназначена. Всадник гонит коня, сейчас, вот сейчас...
Варя подается вперед и с криком вскакивает, разбуженная от мечтаний. Стук копыт и впрямь раздается. А еще он сопровождается грохотом открывающихся ворот, веселым гомоном и смачным мужским гоготом. На двор вваливалась царская свита.
Тихий солидный терем казалось замер, сжался при этом вторжении веселых здоровенных мужиков в иноземных кафтанах, пахнущих морем, табаком и крепким потом. Под ногами у свитских крутились жуткие уродцы, безобразно толстые и столь же безобразно пьяные. Варя брезгливо поморщилась: к Опорьевым пожаловал печально известный всепьянейший собор, постоянные царские спутники по кутежам, в чьи обязанности входило поклонение Бахусу (сиречь, пьянство беспробудное) и скоморошничество на потеху государю сотоварищи.
Высунувшись в окошко, Варя увидала отца, сбегающего с красного крыльца навстречу гостям. Оказывается, батюшка уже вернулся, а она и не заметила. Что ж, хватит дремать, пора приниматься за дело. Жаль только, что не успела она увидеть лица своего вымечтанного суженного. Варвара накинула на плечи платок и поспешила к стряпухам.
Глава 2
Находившийся среди царской свиты сэр Джеймс Фентон блестящими от любопытства глазами осматривал опорьевский терем. Даже на равнодушно-невозмутимых физиономиях сопровождавших своего капитана Аллена и боцмана Фостера отразилось некое удивление. Это был первый большой и полностью достроенный партикулярный дом, увиденный ими с того момента как "Летящая стрела" бросила якорь у русских берегов. Необычность архитектуры поражала, хотя Джеймсу дом, пожалуй понравился, - веяло от него чем-то уютным.
С самого приезда в Санкт-Петербург русские непрестанно изумляли Джеймса. Форпост Русского государства, создаваемый на отвоеванной у неприятеля земле, на первый взгляд казался всего лишь кучкой неопрятных лачуг. Присмотревшись же, можно было заметить, что молодой город полон жизни и энергии, он походил на хлопотливый муравейник, где каждый был занят, каждый нес свою долю забот. Люди деловито сновали туда и сюда, заставляя поверить, что вскоре их усилиями свершиться невозможное - на месте болот поднимутся порт и крепость.
Еще большее удивление вызывала принятая здесь вольность обращения, почти полное отсутствие этикета. Царь Петр не обременял себя двором, он имел соратников, а не придворных. Впрочем, такая простота нравов имела и обратную сторону, ближайшие сподвижники Петра были бессильны перед гневом государя, их не защищал ни закон, ни обычай, ни правила поведения, они были лишены всякой возможности охранить свою дворянскую честь. Фентон уже не раз видел как Петр нещадно потчевал дубинкой высокопоставленных вельмож, кроя их непотребным образом. Такого зрелища не увидишь в родной Британии. Джеймс мысленно представил ее всемилостивейшее величество королеву Анну, которая ругаясь, как базарная торговка, лупит метлой свою первую статс-даму леди Черчилл, герцогиню Малборо, и усмехнулся. Да уж, Россия поистине страна, где невозможное становится возможным.