Рукописи не горят. Но их можно стирать!

Название одной из ранних повестей Булгакова «Записки на манжетах» понимают, обычно, иносказательно. Однако в Государственном литературном музее хранится манжета от сорочки Булгакова с датированной 1922 годом запиской неизвестному другу – скорее всего, Юрию Слёзкину. С последним он был очень близок во Владикавказе в 1920 году.

Собственно, именно этот черновик, скорее всего, и дал название повести. Написано на манжете: «1922 г. 19 сентября. Я писал <имя тщательно стерто> на манжете единственному человеку, который нашёл слова, чтобы поддержать пламень у меня. Я этого не забуду. М. Булгаков». Манжеты и воротнички тогда были съёмными и стирались отдельно. По воспоминаниям машинистки Ирины фон Раабен, печатавшей «Записки», «у него в руках были, как я помню, записные книжки, отдельные листочки, но никакой рукописи как таковой не было». А возможно также манжеты, рукава и другие части одежды.

«Записки на манжетах» были написаны в 1922–1923 гг. и состояли первоначально из трёх частей. Две из них были опубликованы в литературном приложении к газете «Накануне» в 1922-м и в альманахе «Возрождение» в 1923 году. Кроме того, существовал более полный текст «Записок на манжетах», который Булгаков читал на собрании литературного общества «Никитинские субботники» в Москве 30 декабря 1922 года и 4 января 1923 года. Относительно полное издание было осуществлено только в 1987 году.

Записки охватывают начало его литературной деятельности.

Первая часть начинается с краха «белого» фронта и заболевания Булгакова. Далее следует его работа в лито (литературный отдел или секция) подотдела искусств отнаробраза (отдела народного образования) владикавказского ревкома, постановка пьесы «Сыновья муллы» во Владикавказе. Там его карьера закончилась из-за конфликта с редактором владикавказской газеты «Коммунист» Георгием Астаховым (большинство имён в повести подлинные, но Астахов по имени не назван) из-за диспута о Пушкине. Слёзкин, примерно годом позже, писал: «молодой беллетрист М. Булгаков “имел гражданское мужество” выступить оппонентом, но зато на другой день в “Коммунисте” его обвиняли чуть ли не в контрреволюционности».

Вторая часть – попытки устроиться на работу в Тбилиси и попытка эмиграции из Батуми.

«Бежать! Бежать! (…) Вперёд. К морю. Через море и море, и Францию – сушу – в Париж!». Как позже рассказывала Татьяна Лаппа: «Михаил говорит: “Я поеду за границу. Но ты не беспокойся, где бы я ни был, я тебя выпишу, вызову”. Я-то понимала, что это мы уже навсегда расстаёмся. Ходили на пристань, в порт он ходил, всё искал кого-то, чтоб его в трюме спрятали или ещё как, но тоже ничего не получалось, потому что денег не было».

Третья – отъезд в Москву и работа в лито Главполитпроса Наробраза.

К сожалению, полный текст повести не сохранился, а черновиков, как указано выше, не было. Дошедшая до нас часть текста составляет порядка трети его первоначального объёма. К тому же она искромсана цензурой.

В современных публикациях повесть состоит из двух частей – кавказской и московской.

В повести Булгаков довольно подробно описывает свою работу и отношения с Советской властью. Вот, например, безмолвный диалог с чекистом: «Подошёл. Просверлил глазами, вынул душу, положил на ладонь и внимательно осмотрел. Но душа – кристалл! Вложил обратно. Улыбнулся благосклонно». Там упоминается ряд известных персонажей русской культуры того времени. Например – Николай Евреинов и Осип Мандельшам, с которыми Булгаков виделся на Кавказе.

Что можно сказать об этом произведении?

Во-первых, «Записки на манжетах», безусловно, являются прямым предшественником и «Белой гвардии», и повести «Тайному другу», и «Театрального романа». Все эти произведения, в высшей степени, автобиографические – в них Булгаков рассказывает о различных эпизодах своей жизни и сопутствующих им эпизодах литературного творчества. Причём они вполне реалистичны.

Впрочем, как мы писали, всюду в творчестве Булгакова присутствует мистика. Например, однажды он, явившись в московское лито, обнаруживает пустое помещение с огненными цитатами из гоголевского «Носа» на стенах – его работа переехала. Да и манера поведения некоторых персонажей вполне демоническая. Евреинов, например, едет в Петербург, которого, на момент описываемых событий, уже шесть лет как не существовало.

Во-вторых, заметно, что Булгаков на момент написания повести ещё не выработал своего языка, который так восхищает нас в «Мастере и Маргарите», да даже ещё и в «Белой гвардии».

Заметно, что он пытается подражать футуристам, которых вообще-то не любил. Текст рваный, как стихи Маяковского, а некоторые сравнения – вполне футуристические. «Неба нет. Вместо него висит огромная портянка». Вспомним у вымышленного Булгаковым поэта-футуриста Русакова: «раскинут в небе дымный лог».