Он работал, удерживая в голове своей мысль, что, возможно, эти исследования помогут ему понять природу своих странных «реальных снов». Что-то ведь происходит особое в атмосфере, раз его разум переносится в другие времена, подобно радиоволне…

Работа над радиодальномером требовала поездок по Москве в поисках деталей. А Москва – такой город, что куда б ты откуда ни ехал, а в центре города обязательно окажешься. Вот и забежал однажды Лавр в университет – а там была большая перемена. Вошёл во двор, огляделся, и сразу увидел Колю Сигала. Подошёл, хлопнул по плечу:

– Здорово, старина! Как жив?

– Ой, Грошик! – обрадовался тот. – Не надеялся тебя вновь увидеть. Думал, ты забился в угол и зализываешь раны. А ты ничего, весёлый.

– Нам не страшны ни льды, ни облака, – усмехнулся Лавр. – Зашёл поблагодарить тебя за поддержку на том собрании.

Коля рыскнул глазами по сторонам, сказал вполголоса:

– Наказали нас с тобой ни за что, я думаю. И выгнали тебя несправедливо.

– Справедливости в мире вообще мало, – ответил Лавр. – На всех не хватает.

– Но надо бороться. Я, вот, подал заявление на пересмотр. А ты апелляцию подал?

– Нет.

– Учат: будь честным, помоги товарищу, подставь плечо, а когда я так и поступил, вкатили мне выговорешник.

– Без занесения?

– Без.

– Знаешь, Коля, не хочу прослыть Кассандрой, но своим заявлением ты добьёшься только выговорешника с занесением.[32]

– Это ещё почему?

– Скажут, потому что не осознал. Ведь меня исключили?

– Ну.

– Значит, подставляя мне плечо, ты поддерживал негодного комсомольца. А требуя пересмотра своего дела, ставишь под сомнение решение собрания о моём исключении.

– Ставлю. Тебя ни за что выгнали.

– Коля, умоляю: забери заявление. Или ты заодно с комсомолом во всех его глупостях, или затопчут в грязь. Ты меня поддержал, и хватит: я благодарен. Даю добрый совет. Выговор через полгода снимут, а будешь трепыхаться, сделаешь себе только хуже.