•  Эти театрализованные постановки подвержены постоянным изменениям. Программа меняется, и никто не хочет, чтобы она долгое время оставалась в афише.

Эта изменчивость видна даже в самой последовательности литературных, художественных или философских эпох. Создается впечатление, что это замкнутые в себе периоды. Используя язык экономистов, было бы удобнее сказать, что наряду с экономической конъюнктурой существует конъюнктура культурная, т. е. те же долговременные или краткие колебания, которые чаще всего следуют друг за другом, находясь в жестком противоборстве. От эпохи к эпохе все меняется или кажется, что меняется, как это происходит в театре, где софит, не изменяя ни лица актера, ни декорации, отправляет действующие лица в другую реальность.

С этой точки зрения наиболее показательна эпоха Возрождения. У нее есть своя тематика, свои цвета, свои предпочтения, даже свои причуды. Она протекала под знаком интеллектуальных страстей, любви к прекрасному, свободных и веротерпимых дискуссий, где игра ума дополняла радости жизни. Она проходила также под знаком знакомства (или открытия) с творениями античности, которые пламенно восприняла культурная часть тогдашней Европы.

То же можно сказать о романтической конъюнктуре (в целом это период с 1800 до 1850 г., хотя существовали, естественно, и преромантизм и поздние романтики). В течение всего этого смутного и трудного периода, отмеченного уходом со сцены Революции и Империи и экономическим спадом во всей Европе (между 1817 и 1852 г.), романтическая коньюнктура повлияла на тогдашние умы и чувства. Разумеется, мы не станем утверждать, что один только экономический спад сам по себе объясняет или стимулирует романтизм; ничто не говорит и о том, что не существует отдельных циклов, отмеченных особой чувствительностью, особого искусства жить и мыслить независимо или почти независимо от любого контекста… Во всяком случае каждое новое поколение имеет склонность отрицать предшествующее поколение, а следующее за ним оказывается еще более усердным в своем отрицании. Свидетельство тому бесконечные колебания между романтизмом (или барокко, как говорил Эухенио д’Орс) и классицизмом, между рациональным интеллектом и обеспокоенным сердцем, приводящие к удивительным изменениям ситуации.

Перед нами возникает образ постоянно качающегося маятника. У цивилизации, как и у экономики, свои ритмы. Она предстает как история то исчезающих, то появляющихся вновь явлений, история, которую режут на последовательно сменяющие друг друга фрагменты, оказывающиеся почти независимыми друг от друга. Не говорим ли мы о веке Людовика XIV, о веке Просвещения? Так же мы говорим: «классическая цивилизация», «цивилизация XVIII в.». Здесь мы имеем дело с «цивилизациями эпохи», «дьявольскими выдумками», как утверждал экономист и философ Дж. Чеппи. По его мнению, такой подход противоречит самой идее цивилизации, которая, как мы еще увидим, предполагает преемственность. Впрочем, единство и разнообразие не перестают сталкиваться, сосуществовать. И мы должны извлечь из этого уроки.