Он не стал зря тратить время. Подхватил стул, поставил его спинкой передо мной, и сел. Сняв с себя фуражку, расправляя чуть длинные седые волосы, заговорил:

— Я Полковник Львов Юрий Юрьевич. Командир первой магдивизии Петербурга. Сейчас я представляю интересы Министерства обороны Российской Империи.

Я догадывался, по какой причине, точнее, из-за кого, но, чтобы…

— Вы, Воронцов Дмитрий Юрьевич, все верно?

— Да, — холодно ответил я, ожидая вопроса.

— Что можете рассказать о произошедшем?

Гадая, что ему могли рассказать, сделал свой ход:

— Увидел сильного врага, сбил ветром — он исчез, а я упал, очнулся — гипс.

— Я думаю, вы утаиваете кое-что. — в его взгляде ничего не поменялось, а у меня же, зародилось отчетливое: «он знает».

Но я продолжил гнуть свою линию, и не прогадал. Из-за всех этих ветров, обломков и кучи всяких тварей, никто из военных не смог и понять, что на самом деле произошло. А этот вояка, просто прощупывал почву. Не более.

Я более тщательно и обдуманно рассказал историю от момента, как вышел из машины. Как ворвался в академию. Смог объяснить все мои переживания, почему я не послушался военных, и почему попытался справиться в одиночку, а не спрятаться за спиной учителя.

Возможно мне поверили. Но это не точно. Этот полковник — тертый калач, но и я не так прост.

А вот на мои вопросы, что стало с академией, как вообще произошел прорыв и что за люди в черном были на стороне противника, он не удосужился ответить.

Окончанием бесполезного для меня разговора, был конверт.

— Приглашение на ужин. Дмитрий. Откроете, когда встанете на ноги. Сейчас же, позвольте, я вас оставлю. Никому ни слова о том, кто был здесь и по какому вопросу приходил. Ваше окружение уже предупреждено.

— Все? — удивился я, думаю о Воробьевых.

— Даже ваши сомнительные партнеры, — сухо добавил он.

Провожая взглядом его спину, мог лишь гадать, на кой черт он вообще приперся. Не ради же письма, верно? Полковники никогда не были посыльными. И без разницы, какой это был мир.

Встать на ноги я смог лишь к четвергу. Точнее, встать на них я мог и в день пробуждения, только вот стоять на них… было несколько сложным.

Меня на протяжении двух дней преследовала мысль пустить себе пулю в висок, чтобы не мучиться и переродиться. Заключительным этапом в этой мысли, стал канал связи с «воронихой и вороненком», который наладился ровно в тот момент, когда я подсчитывал причудливые патроны.