Я спустился, чтобы узнать что-нибудь у прислуги. Фекла и Анна развели руками, а Лизонька ходила по кухне из угла в угол и не находила себе места. Михаил же, поджав губы, на все вопросы мрачно цедил:

— Вяткин собрал свои вещи, получил расчет и отбыл в неизвестном направлении.

У меня голова кругом пошла. Ни записки, не объяснений. Горничная винила себя в произошедшем, мол, недосмотрела, пока он болел. Анна горячо убеждала Лизоньку, что он полностью был здоров и его жизни ничего не угрожало. В итоге я выяснил, Вяткин ускользнул, когда горничные ушли прибираться и оставили его одного.

Поспешное бегство после отравления? Это что же должно было случиться, чтобы он так поступил?

Дополнительные расспросы ничего не дали. Наоборот, я наткнулся на странное отчуждение. Фекла избегала меня весь вечер, Василий был мрачнее обычного. Весь дом погрузился в глухую тоску. Всем не хватало Прокофия Андреевича. А ведь он один с искренней теплотой ко мне относился. Домашние винили меня в случившемся?

Его отсутствие породило во мне неприятное ощущение предательства. Я ведь мог на него положиться. В конце концов, он мне жизнь спас! Почему же он уехал?

Весь вечер я задавал себе вопросы и не находил на них ответов. Отвлечь меня смогли мысли о магии. Точнее сказать, знакомое полупрозрачное заклинание. Я тренировал магическое зрение и краем глаза увидел марево возле двери. Использовав подсказанный Лискиным метод концентрации, я обнаружил тонкую нить, бегущую от облачка в другой конец коридора. Магия была такой слабой, что едва я сделал несколько шагов, она пропала.

Покрутившись в коридоре еще с полчаса, найти нить заново у меня не получалось. Пришлось, несолоно хлебавши, вернуться. Настроение окончательно испортилось.

***

А следующее утро началось со ссоры Василия и Михаила. Я не успел дойти до столовой, как услышал их голоса из кабинета старшего по дому. Тренер на повышенных тонах спрашивал его о задержке зарплаты. Я решил вмешаться.

— Доброе утро, — кивнул обоим, — что случилось?

В ответ получил снисходительный взгляд от Михаила и гневный от Василия. Да, быть в теле ребенка сейчас мне только мешало. Даже статус сына князя несильно прибавляло мне веса. Но эта их реакция вызвала во мне целую бурю эмоций.

— Итак, — зло процедил я сквозь зубы, сжимая кулаки, — успокойтесь. Оба.

Последнее сорвалось с глухим рыком. Лица тренера и старшего по дому мгновенно изменились — будто кто-то стер эмоции.

— Что случилось? — продолжил напирать я, не обратив на это внимание.

— Михаил Викторович задерживает выплату за две недели, — пресно начал Василий.

— Сейчас не могу выдать деньги, — вставил Дубский. — Закупил продовольствие на неделю вперед.

— Много? — уточнил я.