— Ни одна мышь не прошмыгнет! — улыбнувшись отчеканил бурят, тут же отдавший несколько команд штурмовому взводу.
— Вы пустите меня по миру! — возмущенно заголосил режиссер.
— Только если вы наживались на чужом горе и вредили империи. — ответил я. — Хотя, по-хорошему, если выяснится, что вы получали деньги от наших врагов, лучше бы вам сдаться самому, и не гневить бога и государя. Мы в состоянии войны, а на войне предателей расстреливают.
— Вы не посмеете. Я заслуженный режиссер империи! Дважды лауреат международных премий! Актер, отмеченный орденом из рук самой императрицы за свою деятельность. — проговорил мужчина. — Не посмеете…
— Я? Нет. Конечно нет. А вот тайная канцелярия – легко. — усмехнулся я, отворачиваясь от мужчины. — Заканчиваем!
Съемка, вместе с подготовительным этапом, заняла больше сил чем времени. Мы управились за три часа, вместе с написанием речи для Ангелины. Слова Вениамина мы не модерировали и не правили никак, решив, что правда будет лучше любой отрепетированной роли, и оказались правы. Но вместо одной решенной проблемы на наши головы обрушилось сразу несколько.
Видео нужно было смонтировать, уложив в хоть сколько-нибудь приличные рамки. Хотя я настоял на том, чтобы сделано было две версии – краткая, десятиминутная, использующаяся в качестве превью, и расширенная, идущая полтора часа, с описанием всех судеб. И если сняли мы все одним дублем, без повторов и почти в прямом эфире, то обработка у нанятых специалистов заняла всю ночь.
В процессе они умудрились запороть запись, дважды. Благо, предусмотрев такой вариант мы не давали им оригинальные кристаллы, а лишь копии. Ну и готовый материал просматривали уже всем дружным коллективом, чтобы ни одна мелочь не ускользнула. А косяков было море. То камера отъедет, то звук станет почти неразличим. В итоге было решено делать еще одну прогонку, отсмотрев оригинал.
Результат – один из монтажеров оказался другом режиссера и его пришлось взять под стражу прямо в студии. Второй, увидев вооруженных людей, уводящих его приятеля в неизвестном направлении, все понял, и процесс пошел куда быстрее, а главное – продуктивнее. В финальной версии никаких просадок по свету или звуку не было, а монтажер с деньгами ушел домой.
— Педрашвили прав, на официальном телевиденье такого не покажут. — посмотрев итоговый ролик сказал Багратион, сплетя пальцы в замок. — К слову, его проверили. Он и в самом деле получал финансирование через всемирный союз режиссеров и кинокритиков. А те получали деньги через благотворительные фонды, которые организовали фонды англичан и турок.
— Плохо. — вздохнул я. — Медицина чужая, телевиденье тоже… хоть что-то свое у нас осталось?
— Любовь к родине, и производство снарядов. — усмехнулся Багратион. — Не переживай. На самом деле у нас своего куда больше, чем кажется, не пропадем. Но надо решить, что мы будем делать с этим видео.
— А что там решать? Поднимай связи, выкладывай везде где только можно. Люди должны это увидеть. — сказал я, поднимаясь. — Может тогда до них дойдет что происходит.
— Сделаю все что смогу. — серьезно кивнул Константин, и я со спокойной душой ушел готовится к аттестации.
Дворец Багратионов. Тифлис.
— Отдай записи нашим телевизионщикам. Пусть поставят во время вечерних новостей, как срочную. — распорядился Багратион.
— Ваш отец может быть не доволен. — чуть нахмурившись проговорил глава гвардии и доверенное лицо Константина. — Я видел, что они сняли… если это попадет в общественные массы, если люди это увидят… боюсь это затронет не только нашу губернию, но и всю страну. А кроме того – вынудит многих действовать.
— Может это и хорошо. Пусть крысы лезут на свет, так с ними будет проще расправится. — усмехнулся Багратион, прекрасно осознавая тот масштаб проблем, который может возникнуть. — Если надо подкупить – подкупай, если надо шантажировать, действуй. Каждый джигит, каждый арбек или ясал. Все должны знать, что происходит. И отдельную копию пошли дому Хопским. Чтобы точно не пропустили.
Следующим вечером, летний императорский дворец.
— На что я смотрю? — спросил Петр, когда ему предоставили взбаламутившую высший свет запись.