Накануне того дня когда наш герой встречался с генералом Обручевым, в Гатчинском дворце, в кабинете государя было двое: сам император и его закадычный дружок, Начальник царской охраны генерал-лейтенант Петр Черевин.
– Вот, Петя, нет у нас больше разведочного отдела в штабе, – сердито сказал царь, – протолкнул братец Володенька какого-то борова, чуть не сына своего дворецкого, или что-то вроде этого, на теплое место начальника, а тот возьми и развали всю работу, бумажки только пишет, что очередного врага среди интендантов поймал… Да, как говорится, интенданта через год вешать надо[96], потом найдется за что.
– Постой, а Агеев куда делся?
– Пропал твой крестник, в Германии, – все больше расстраиваясь, сказал Александр Александрович, – кой черт его дернул самому потащиться за этим германским шпионом, что у него агентов не было?
– И кто теперь за начальника? Кто-то из замов? Может, тот умненький купчик, что все изобретает? – не понял Черевин, уже принявший с утра «на грудь».
– Да я же тебе, бестолковому, объясняю, что протеже Владимира Александровича, братца моего.
Дальше царь рассказал Черевину ситуацию с Абиссинией, где сгинул другой помощник Агеева, и то, что нужно ехать туда не менее как послу, исправлять то, что в этом регионе планеты наделал дикий «атаман».
– Постой, ваше величество, так это дело МИДа, причем здесь разведка, – удивился Черевин, – вот пусть посла и посылают, чтоб негус его не послал как того сотника.
И Черевин захохотал, довольный каламбуром. Потом предположил, что чиновники министерства на Певческом к дикарям непривычны, поскольку те по-французски не понимают и политесов изящных не знают, а сразу «бух в котел и на жирный бульон с мясом».
– Правильно понимаешь, Петя. Здесь нужен человек молодой, свежо мыслящий, да и пострелять чтобы был не промах, – теперь царь улыбнулся своему каламбуру со стрельбой без промаха. И есть у меня один такой на примете.
– Догадываюсь, давешний купчик?
– Он самый, только вот руку поломал на полигоне, когда грек этот прилипчивый пулемет показывал. Так наш герой, Степанов его фамилия, грека в лужу посадил, да кто-то гужи в степановской пулеметной повозке подрезал и купчик руку сломал.
– Эка невидаль, на молодых заживает как на собаке, небось уже этой рукой девок щупает почем зря.
– Нет, он довольно долго в госпитале при Военно-медицинской Академии валялся, но ведь успел за это время магистерскую диссертацию по математике защитить, причем старик Чебышов просил сразу доктора дать, но нашим мастодонтам допотопным зазорно, чтоб меж ними молодой сидел, только магистра проголосовали. Еще предложил прибор собственной конструкции для лечения раненых, вроде хвалят его и привилегию Академии подарил. И новое лекарство от чахотки придумал – сейчас его в Академии испытывают.
– Вот это молодец, наградить его надобно! – громко сказал генерал и кустистые брови его грозно зашевелились. – Не бока наминал на койке валяючись, а о деле думал. Говоришь, Империи Российской изобретение отдал, хвала ему, не о мошне думает, хоть и купец.
Дальше царь, расхаживая по кабинету, рассуждал, а Черевин лишь соглашался. Царь говорил о важности Абиссинии для России, что Ашинов[97] много крови нам попортил (вспомнил «этого скота Ашинова»), едва скандал с французами замяли, так итальянцы лезут в Абиссинию и самое время им укорот дать, неявно помогая негусу. Для этого надо советника послать в ранге полномочного посла, с щедрыми подарками, дать конвой соответствующий, а то Лаврентьев с десятком казаков было сунулся, за что и поплатился: и сам пропал и дары царские не доставил. Тут Черевин предложил, чтобы Степанов по России проехал послом инкогнито, а для абиссинского негуса дать ему временно чин статского советника по МИДу. Если вернется живым и дело как надобно исполнит, то есть, привезет письмо от негуса с просьбой о союзе – чин оставить, да еще наградить за изобретения орденом Анны 2 степени[98], там на медальоне святая Анна Египетская под пальмой – самый орден для африканской поездки.
– Образцов мне доложил, что Степанов теперь миллионщик, дед ему наследство оставил, – сказал царь, выслушав предложения Черевина, – так он не стал уходить со службы, как другой бы сделал, а на опасное дело согласился.
– Вот я и говорю, что бравый этот Степанов купец, тьфу, дворянин твой, ваше величество, – ответил Черевин уверенным тоном, – вот достоин царской чести, так достоин, ничего не скажешь, молодец!
Всего этого я, конечно, знать не мог, и прибыл, как и было велено, за полчаса до полудня.
Флигель-адъютант попросил подождать и пошел доложить о моем прибытии. Я впервые был в Гатчинском дворце, построенном Павлом I, может Павлу, с его небольшим ростом и было здесь комфортно, но вот почему медведеобразному Александру Александровичу здесь нравится? Злые языки говорили, что царь здесь себя чувствует в большей безопасности от террористов. Может быть и так, меня трижды останавливали, проверяли, сверялись со списками, только вот нигде я не заметил у проверяющих своей фотографии, а может быть я – террорист-анархист, похитивший документы с тела надворного советника и под его видом пытаюсь проникнуть в дворец. Все же здесь еще очень наивная охрана, ничему их не научили покушения на царя-Освободителя, да и сына его, царя-Миротворца чуть было не грохнули незабвенные дружки Саши Ульянова. Мои размышления об охране царской тушки и созерцания потолка прервал вернувшийся адьютант, пригласивший следовать за ним.