– Вряд ли бы вы дождались выкупа, к тому же русские в плен не сдаются.
– Почему не сдаются, в одном из племен сидит в яме русский, его захватили несколько месяцев назад, но вы правы, видимо, русский царь жаден и не дает выкупа за своих подданных. Вообще-то вы нам были не нужны, если бы вы сдались, то мы бы забрали деньги, оружие и лошадей и отпустили вас (ага, умирать в пустыне от жажды и голода, спасибо большое, добрый принц). Мне нужна была дочь раса Мэконнына, которая назначена отцом мне в жены. Так бы я породнился с правителем Харара, под его началом много мусульман, которые с радостью пополнили бы наши ряды.
– Сожалею, принц, я – русский генерал и посол, а тут я известен как рас Искандер, а Мариам Мэконнын – моя жена.
Абу-Салех с интересом посмотрел на меня, остановив взгляд на петлицах с зигзагообразным генеральским шитьем и одной розеткой-звездочкой. Петлицы вчера пришил денщик Артамонов, а купил их а Одессе по моей просьбе Титов, предназначены они были для темной чиновничьей формы военного ведомства, которая досталась акулам. Оно, конечно неуставное, но форма тоже неуставная, так что сойдет для таких вот «прынцев», ишь, Маша ему понадобилась для династического брака, прохиндей. Но вообще-то перевязать его надо и показать фотографию Леонтьева, вроде русских здесь небогато, так что шансы, что это-он, весьма большие. Вот и поменяем одного на другого, только заинтересованности высказывать не надо.
– А я думал, что вы – тот пулеметчик, который так ловко перестрелял мою кавалерию, да будут мои воины сегодня же вкушать яства и ласки гурий в раю. Теперь разглядел ваше звание бригадного генерала[45] на этой необычной полевой форме. Но вам еще и лекарскую сумку принесли? А дочь раса, ну что же мало ли дочерей у здешних правителей, найдем другую. Тем более, две жены у меня есть, да и наложниц десятка три, точно не упомню.
– Я много чего умею, принц, в том числе и немного врачевать. Так, касательное огнестрельное ранение, пуля только разорвала коожу, сейчас я промою рану спиртом, потерпите, потом засыплю порошок в рану. Дал бы вам спирту внутрь, но ведь ваша вера не позволяет употреблять алкоголь.
Принц сжал челюсти и даже не показал вида, что ему больно, когда я промыл рану спиртом, потом насыпал СЦ и забинтовал. Потом посмотрел перелом, сломана голень, все же лучше, чем бедро, но ходить он еще месяца два не сможет. Перелом без смещения, это уже хорошо, но шину наложить надо, поэтому попросил отсечь мне куски дротиков определённой длины, померял одним из дротиков, сколько надо чтобы зафиксировать два сустава: коленный и голеностопный, потом кусками тряпок почище от разодранной одежды какого-то убитого кочевника примотал их к ноге, проверил – подвижности ноги в суставах нет, сойдет как временная шина. Есть еще осколочная рана от гранаты, осколок надо вытаскивать, сидит он неглубоко, кольчугу бы вовсе не пробил, но тут кольчуги не было, а рана нагноится и будет плохо. Пока промыл спиртом и засыпал СЦ, затем перевязал, а чуть позже, когда встанем лагерем, займусь хирургией и буду вытаскивать пули и осколки. Тем временем, примчалась разведка с известием, что обнаружили лагерь неприятеля, все сбежали, но много добра брошено, в том числе вода и вьючные верблюды. Подъехал Нечипоренко и согласился со мной, что надо занять вражеский лагерь, иначе в этом пекле мы зажаримся – солнце стояло в зените и палило немилосердно.
Отправили двадцать казаков в захваченный лагерь, велев им в случае подхода противника отходить, навьючив верблюдов бурдюками с водой, иначе нам не дойти до колодца, хотя и осталось чуть больше пяти верст. Пленным, которые уже перенесли наши брички (широкий проход, чтобы проехать не по трупам, так и не удалось расчистить, только узкую тропинку для лошадей и мулов), велел сделать носилки и нести раненых казаков и Абу-Салеха. Нечипоренко я объяснил, что он будет нашим заложником, гарантирующим нашу безопасность от внезапного нападения. Так наш караван и караван Маши перешли по эту сторону ущелья, а в двух верстах от него был лагерь Абу-Салеха.
Перед тем как казаки сложили и привязали на трофейных верблюдов взятое ими трофейное же оружие (я взял себе щит и шлем Салеха и еще казаки преподнесли мне старинную дамасскую саблю и капсюльный пистолет в серебре с затейливой золотой насечкой), я попросил найти верблюда немца, там где они нашли маузеровскую винтовку в седельной кобуре, вскоре в седельных сумках верблюда казаки обнаружили кое-какие личные вещи Шлоссера, бумажник, портсигар и офицерский планшет. В планшете были карты, довольно подробные, нарисованные самим Шлоссером с привязкой к ориентирам на местности и высотам, а также блокнот (ладно, потом разберемся, что там).
Дошли до лагеря, многое разграбили сами отступавшие, но все унеси они были не в состоянии, главное, был значительный запас воды, позволявший провести, как минимум, еще сутки в пустыне. Ценным «подарком» был небольшой караван вьючных верблюдов в сорок с лишним голов, что вместе с тремя десятками пойманных верховых животных, добавило грузоподъемности нашему каравану, тем более, что из-за вынужденного пребывания на жаре плохо себя чувствовали четыре артиллерийских лошади и одна казачья (видимо, у них был банальный тепловой удар).
Теперь все были в тени, напоены и отдыхали. Казаки разбили свои палатки и легли в тени, винтовки стояли рядом в козлах. Машины слуги как обычно, разбили свой шатер рядом с нами. Кочевники заняли один из своих шатров, что похуже, Абу-Салеха положили в одной из наших палаток, отведенной под лазарет, там сейчас кроме него, были двое раненых и двое больных с тепловым ударом – мой денщик и второй номер второго пулеметного расчета. Я велел сразу же почистить пулеметы и сменить воду в кожухах, чтобы иметь все готовым к бою, вот один из унтеров и перестарался, кроме того он обжег кипятком пальцы и его тоже надо было перевязать. Немного отдохнул, чтобы пальцы не дрожали, попил чаю и пошел к раненым. Кроме наших, рядом с лазаретной палаткой сидело полтора десятка ходячих раненых из числа сомалей и кочевников, они с надеждой посмотрели на меня и я им кивнул, мол, и вами займусь. Казаки принесли под тент грубо сколоченный стол, на котором перед этим чистили и смазывали пулемет, постелили относительно чистую тряпку. Первым положили на стол казака с пулевой раной в спине. Я налил ему стакан разведенного спирта, он залпом выпил, после чего его товарищи, принесшие его, дали ему в зубы рукоять его же нагайки и крепко прижали к столу. Я приготовил кипяченую воду, спирт, инструменты уже лежали в спирту час, потом смазал кожу вокруг йодом (под названием «настойка адского камня» он нашелся в аптечке), плеснул в рану немного спирта и почистил входное отверстие с помощью ножниц и пинцета от обрывков одежды и отмершей ткани, Казак только выл, сжав зубы, но лежал спокойно Потом захватил покрепче пулю корнцангом и вытащил ее из раны. Слава богу, пуля не прижимала перебитую артерию, чего я больше всего опасался, не зная анатомического расположения сосудов, а действуя «на авось», иначе бы в лицо мне брызнула струйка алой крови. Казак от боли потерял сознание и я дал ему понюхать нашатырного спирта.
– Всё, вытерпел – быть тебе атаманом, – сказал я казаку ободряюще, вспомнив пословицу: «Терпи казак, атаманом будешь». Но сейчас я нитку только проведу, два укола и больше ничего, потом забинтую и на койку, отдыхать.
Казак понимающе кивнул головой, а я промокнул кровь прокипяченной корпией (марлевых салфеток и тампонов здесь не изобрели – вот вернусь и организую на дедовой фабрике производство стерильных перевязочных материалов в вощеных пакетах, как во вторую мировую, «Делов-то на три копейки» – как говорят первогильдейские купцы. Потом прошил рану один раз прокипяченной и вымоченной в спирте «цыганской иглой», позаимствованной у одного из казаков, насыпал порошка СЦ и перебинтовал холщовым бинтом. Узел завязывать не стал, посмотрим, как будет идти заживление, а то заблокирую отток гноя и сукровицы и получу сепсис[46]. Потом был черед казака со сквозным огнестрельным ранением, он побаивался, глядя на то как держа под руки раненого, его товарищи укладывали своего сослуживца на живот. Я успокоил парня, сказав, что его пуля вышла, рана небольшая и сама очистилась кровью, поэтому я только положу целебный порошок и забинтую.
Потом наступила очередь принца Салеха. Я еще раз осмотрел осколочное ранение. Осколок сидел неглубоко, но были размозженные им ткани которые нужно было иссечь, иначе все это будет гнить в ране и прогноз будет весьма сомнительный. Так я и сказал принцу, что придется потерпеть, как тому казаку с раной в спине, иначе я не гарантирую, что не начнется воспаление и тогда он потеряет ногу. Он сказал, что вытерпит, если я дам ему стакан того же лекарства. Я налил ему разведенного спирта и он в три глотка его выпил, а потом его перенесли на стол, стараясь не беспокоить сломанную ногу –, я попросил тех же казаков, что ассистировали мне, помочь и здесь. Принц закусил зубами рукав халата. Я спросил не надо ли еще «лекарства от боли», но Салех помотал головой. Тогда начали, – не буду повторять ход «операции», по методу проведения она была сходна с той, что я сделал раньше, разве что скальпелем отрезал поврежденную кожу и мышцы. Салех стонал, но держался, и даже не потерял сознания, гордость не позволила. Когда я его перевязал, он был бледен. Вручил ему кусочек металла с рваными краями, что я достал из его раны. Салех спросил, откуда у нас артиллерия, он не видел орудий. Сказал ему что это «карманная артиллерия», мое изобретение, эти гранаты летают без орудий, сами по себе (а что, не соврал).
«Тепловички» мои очухались, им принесли чаю, попросил дать чаю и Салеху, а пленным и раненым сомалям и кочевникам принести по ведру воды. После этого забинтовал руку унтеру и наскоро осмотрел раненых пленных и перевязал кого мог. Трое вряд ли дотянут до завтра – у них проникающие ранения грудной и брюшной полостей, хотя и без значительных внутренних кровотечений, но уже то чудо, что они вообще сюда дошли, а, поскольку полостных операций я делать не умею, они обречены. Также дело худо у четырех раненых с огнестрельными открытыми переломами рук – они вряд ли заживут сами, разве что местные лекари смогут из прооперировать – завтра мы уйдем, оставив их в лагере. Остальные – легкораненые, и, скорее всего, поправятся. Помыв руки, решил пойти к Маше, но тут заметил Хакима в неизменном черном бурнусе. Он сказал, что госпожа послала его за мной. Он видел, как я оперирую и пронял, что перед ним не только полководец и великий воин, но мудрый и добрый лекарь, в чем он выражает мне свою признательность. Вот как, заслужить благодарность от дипломированного телохранителя и профессионального убийцы – этого в моей жизни еще не было! По дороге Хаким спросил меня, что я собираюсь делать с пленными. Я ответил, что принца я забираю с собой до владений раса Мэконнына, он будет нашим заложником и гарантом безопасности каравана. Завтра я велю ему написать письмо к отцу, что обменяю его на выкуп на границе владений раса. Пленные, что покрепче, понесут носилки, думаю, две смены по четыре человека будет достаточно. Остальных пленных, кто слабый и раненый, отпущу с письмом отцу Салеха. Хаким подумал и согласился. Я спросил, какой выкуп будет достаточным, но не чрезмерным, ассасин ответил, что за принца надо просить не менее 50 тысяч талеров.
Я зашел в шатер, Маша, обняв руками колени, тихонько сидела в уголке и я понял, что ей страшно.
– Саша, побудь со мной, – попросила она жалобно, мне очень, очень страшно. Я сегодня видела сражение и то, что бывает после него, первый раз в жизни. Я даже не представляла, что это так ужасно.
– Машенька, от меня пахнет порохом и кровью, не бойся, я никого не убивал ножом или саблей, кровь – это кровь раненых, которых я оперировал и перевязывал после боя.
– Разве ты – лекарь?
– Конечно же, нет. Просто я много видел, многому учился и много умею, в том числе и врачевать, но только совсем немножко, просто лучше меня это здесь вообще никто не сделает и раненые умрут. А сейчас я уйду ненадолго, мне надо отдать некоторые приказания офицерам и потом приду к тебе.