И когда его руки уже во всю гуляют по моим бедрам, выливаю содержимое вместе с цветами Павлу на голову.

Ошарашенный и мокрый, он выглядит забавно и, несмотря на череду неприятностей, я запахиваю полы халата и смеюсь, когда поломанные стебли сползают по спортивному телу.

- Я же сказала стоп!

В какой-то момент я подумала, что он прибьет меня, но снимая с ушей поломанные ветки с пушистыми розово-белыми головками и стряхивая с волос влажность, совсем как собака, Павел смеется.

- Сколько у вас девушек, Павел? Одна, две...пять?

Этот гад очень хорош в черной кожаной куртке нараспашку, белой майке и синих порванных на коленях джинсах. Он наклоняется, ухмыляясь, гигантское мокрое пятно на груди не может ни радовать.

- Ириш, ты меня ревнуешь? – приподымает майку, пытаясь высушить.

- Ревнуют то, что нравится, Павел, это не наш с вами случай.

В ответ он усмехается, делая шаг навстречу, я демонстративно подымаю руку с вазой.

- Еще движение, и я запущу эту вазу тебе в лоб, - резко перехожу на «ты».

- А ты страстная, Ириш, - совершенно нагло рассматривает меня, раздевая глазами, недвусмысленно облизываясь, намекая на то, что делал пару минут назад.

Щеки моментально становятся пунцовыми.

- Почему ты не завел кобеля? У вас было бы больше общего!

- У Айболита есть чувство юмора.

Он громко смеется, впрочем, подходить больше не пытается, опираясь спиной о косяк. А затем поворачивается, услышав шуршание в клетке.

- Ух ты. Это же шиншилла, какая прелесть.

Изменившись в лице, он наклонятся над клеткой, сгибаясь в три погибели.

- В наших местах такие домашние зверюшки редкость. Какие ухи забавные, класс.

Он меняется в лице, совсем как тогда, когда спасал мою дочь, сейчас ему жутко интересно. Больше нет скользких, грязных намеков и вульгарности.

Делаю шаг. Я люблю говорить о работе.