Ногин поставил подпись и перечитал написанное:
«Родился в июле 1896 года в семье батрака-кузнеца. Мать — домохозяйка.
Ввиду тяжелого положения отец отдал меня на воспитание к дяде-крестьянину. Тот использовал меня в качестве пастуха. В 1907 году отец забирает меня домой. В этом году младший брат (впоследствии умер), сестра и я заболели скарлатиной, в связи с лечением у отца образовались долги. Старший брат бросает учебу. Идет в мальчики-приказчики, а меня забирает брат отца — ремесленник-столяр.
В 1912 году дядя определил меня в Вальмиерскую семинарию. Учительскую семинарию.
В среде семинаристов были — Виксне Павел — ныне в Институте красной профессуры, Алкснис Ян — ныне комдив — в Смоленске или Витебске, Анскин — работает в комиссии партконтроля в Москве. С 1913 года они приглашают меня на массовки, привлекают для распространения листовок. В 1914 году через Алксниса мне объявлено, что я принят в члены партии. С 1913 года, поругавшись с дядей, лишаюсь его материальной помощи. Преподаю (репетиторство), а во время каникул работаю молотобойцем вместе с отцом в кузнице.
После наступления немцев на Латвию — осенью 1917 года — попадаю с беженцами в Псков…»
Ногин отвел глаза от автобиографии, перед ним всплыла деревенская кузница, мускулистые руки отца, его сосредоточенное нахмуренное продолговатое лицо с мясистым носом. На лбу обильные капли пота. Отец сердится:
— Ты что? Совсем молот разучился держать?
— Тороплюсь я, уезжать надо, немцы близко. Я завернул на несколько минут, проститься… — оправдывается Оскар перед отцом.
— Проститься, проститься… — ворчал отец. — А ты подумал о нас с матерью, о сестре своей подумал? О земле латышской?..
— Подумал, отец, подумал. В России и за вас, и за родную землю буду драться. А остаться не могу, сам понимаешь…
— Драться? С твоим зрением? — Отец стирает пот. Но Оскару показалось: у глаз сверкнули не росинки пота, а выкатились скупые слезинки. — Впрочем, ты с малых лет ломоть отрезанный. Ты и от нас отвык, и от деревни.
В кузницу заглянула мать:
— Оскар, тебя какой-то солдат ищет.
— Мне пора. Это за мной.
— Поешь хоть… Как ты голодный в дорогу? — мать всхлипнула.
— Не беспокойся, мама, меня накормят. Обязательно накормят. Прощайте.
Мать куда-то побежала:
— Подожди минуточку… Я хлебца с сыром вынесу…
Отец отвернулся: