— Война-то к концу шла. Хоть и за колючкой были, а кумекали — капут Гитлеру. Нас из плена… Если даже в Сибирь отправят, как немцы стращали… Не навек же. Амнистия или еще что… Рано или поздно вернемся домой. Вот и эти, которые у немцев служили…

— Почему вы решили, что Алтынов у немцев служил?

— Так не я один думал. Здоровые, мясо на костях — как у вольных. Ясно, что рыло в пуху. А тут Красная Армия вот-вот придет, спросит по всей строгости. Полицаи, каратели, другие ублюдки отвалили от своих хозяев, в лагеря подались…

Казаков запнулся, на изможденном лице появилось подобие улыбки.

— Сами-то, гражданин начальник, что ли, не видите? С медалью Алтынов. В лагерях медалей не давали. Даже падлам, которые в старших по блоку ходили. Вот такие и лезли в лагеря, лепили феню, чтобы за обыкновенных военнопленных сойти.

— Нелогично, Казаков. Хотели за обыкновенных сойти, а сами к Власову подались. Что за резон?

— Ну, не сами подались. Трухины да шиленковы, которые у Власова, не глупее нас, тоже с башкой, засвечивали таких. В первую очередь и вербовали тех, кто у немцев пятки лизал. Попробуй брыкаться — копать начнут, выяснять, почему от фюрера драпанули. Настучат в гестапо, а там рассусоливать не будут, враз шлепнут. Таких даже жалко становилось. Приходилось крутиться им, как гадюке под вилами — больно и не вырвешься.

— Если у таких, которых вам жалко, доля такая, то вы-то зачем к Власову? Мало того — еще и в шпионскую школу.

— Дурак был. Думал: что плен, что РОА — одна нечистота́. А там хоть кормили.

Догадка в отношении таких, как Алтынов, возникшая у пленных еще тогда, в разгар событий, совпадала с версией следователя Ковалева. Алтынов на исходе войны искал возможность выйти сухим из воды. Теперь нет сомнений, что Алтынов из 624-го карательного не отчислялся. Несостоятельна и другая версия — водворен в лагерь немецкими разведывательными органами. Если бы Алтынов планировался на будущее как агент, то во власовскую армию его бы ни в коем случае не позволили завербовать…

— Казаков, в своих показаниях армейским следственным органам вы называли пленного летчика по прозвищу Сашка-СБ. Помните?

— Этого парня я никогда не забуду, — вскинул голову Казаков, выказывая уважение к тому, чего сам лишен.

— Позже не приходилось что-нибудь слышать о нем?

— Нет.

В приоткрывшуюся дверь заглянул офицер из оперчасти, помаячил Дальнову. Павел Никифорович вышел и вернулся минуты через две. На пытливый взгляд Орлова сказал:

— Может, завершим тут?

— В сущности, я уже завершил.

Орлов вызвал охрану, велел увести Казакова. Когда дверь закрылась, Павел Никифорович сказал товарищу:

— Сигнал из Верхней Тавды. Алтынов стал подозрительно беспокоен.