Старик закашлялся. Прослезился. Подергал седую бровь за длинные сизые волоски.

– Все экспедиции через нас проходят. Рамзай ваш тоже не минет этой дороги – одна она. От нас старт на все четыре стороны! Зачем ехать? Можете здесь дождаться.

Я улыбнулся. Стал расстёгиваться. Блеснула в вороте кителя Анна с мечами[5]. Старик заметил. Подобрел.

– Два года? Провести здесь два года до экспедиции? Никак не могу, – от такой мысли мне даже весело стало. Да я хоть каждый день стреляться готов, лишь бы не жить среди оленей.

– Есть еще одно обстоятельство, о котором я вас должен предупредить, – сказал градоначальник и нахмурился. Я замер. Не понравилась мне чужая интонация и мимика.

– И какое же?

– Тракт до Кандалакши бывает только зимний и летний. Весной два месяца и осенью три – дороги до Кандалакши нет.

– Как нет дороги? Как же вы живете, отрезанные от мира? Хотя, что я говорю! У вас же море! Сам по нему прибыл! – при этих словах старик устало покачал головой. – А, пароходы? – неуверенно сказал я, глядя на него и прикидывая в уме, что сейчас ехать мне в Кандалакшу никак нельзя – убьют же, как бы не бахвалился, а летом будет слишком поздно. Планы рушились.

– Практически не заходят. Свой собираемся купить. Скоро. Дело прибыльное. Деньги рекой потекут. Не хотите ли в паях поучаствовать? Да вы никак загрустили, сударь? Расстроились? А знаете что, Иван Матвеевич? Есть у меня божественная клюквенная настойка. Отведать не желаете? Прекрасное средство от грусти! Любую печаль растворит. Или можем начать с брусничного ликера. Занятная штука, я вам скажу! Пьётся, как сок! Вы ведь не торопитесь никуда, правда?

– Правда, – сказал я и вздохнул, вспоминая Ольгу и другие обещания.

Я сидел за столом в кабинете, созерцая в руках янтарную жидкость в коньячном бокале, когда услышал приближающейся шум. Нет, такое пить залпом нельзя – французы обидятся. Отставил бокал, и вовремя – двери шумно растворились. Со стены посыпались кусочки побелки. На ходу, снимая с себя зимнюю верхнюю одежду, в кабинет ворвалась метеором Ольга. Глаза метали молнии.

Я невольно залюбовался. Господи, как же мне повезло. Какая красавица. Подпер голову рукой и счастливо заулыбался.

Прохор семенил сзади, принимая вещи и неуверенно бормоча про мою тяжелую болезнь, слабость и недомогание.

– Спит барин. В отъезде он! – твердил верный дядька. – Помилуйте, княгиня, час поздний, что люди подумают. Экипаж у центрального кинули! Маменьку напугали! Клюкой уже об пол стучала. Переживает. Удар схватит.

– Ваня!!! – Ольга вытянула руки вперед для объятий, и я поспешил выскочить из-за стола, чтобы услышать горькие тихие слова в ухо. – Правда ли это?

– Виноват.

– Обо мне ты подумал?

– Виноват.

– Виноват? Что ты заладил?

– Я тебе сразу письмо написал, как только смог сидеть. У поверенного оно, ждет своего часа. Срочные дела пришлось решать, милая моя, всё хорошо.