– Я попытался ее спасти… Попытался… Я помню, как держал ее за руку, и она кричала от чудовищной боли, ее тело было наполовину в тумане, который буквально пожирал ее. Половина тумана прокралась сзади и стала растворять мою ногу под действием кислоты и прочих элементов, а я все держал ее, кричал от боли и бессилия. Держал, пока она полностью не скрылась в тумане…
Парень снова осекся, только на этот раз он уже не стал скрывать боль, и просто тихо уткнулся лицом в свои ладони. Я не знала, что сказать ему. Утешить бы смелости не хватило. Впрочем, я даже не знала, как можно утешить того, кто знает тебя от силы пару часов и говорит, что ты похожа на его мертвую сестру.
– Мне удалось вырваться, – наконец Дэвид отстранился от ладоней и снова приобрел невозмутимый вид. Потом быстрыми движениями развязал повязку на ноге.
Мне представилось ужасное зрелище, которое я только могла увидеть за все свои шестнадцать лет. Нога, начиная от колена и заканчивая щиколоткой, была вся изрубцована и изуродована так, что казалась гораздо тоньше правой. У щиколотки это подобие жизни заканчивалось, где вслед был намотан железный «круг», выполняющий функции ступни.
Увидев, как я дернулась, Дэвид поспешил замотать ее обратно.
– Но у меня до сих пор хранится ее фотография.
Он протянул мне фотографию в красиво выгравированной рамке, и я увидела на ней смешно улыбающуюся девушку, сидящую на камне в белом летнем платье в горошек. Её рыжие волосы растрепались и больше походили на ершик для унитаза, но она так задорно и беззаботно улыбалась, глядя в объектив, что мне стало ее жаль по-настоящему.
Дэвид бережно взял из моих рук рамку:
– Это было восемь лет назад. Долгих, мучительных восемь лет назад. Я вижу ее каждую ночь в Новолуние, и от этого мне становится еще больнее, что она стала никем и не может найти свое пристанище. Она иногда зовет меня протяжным воем…
– Ты не можешь подойти к ней? – спросила я, и мне захотелось откусить себе язык.
– Увы, – он грустно улыбнулся, – среди призраков есть и те, кого не мешало бы взашей прогнать. Пырнут вполне реальным ножом – и все, поминай как звали. Эмили всегда была жизнерадостной, но, кажется, и в ней тоже живет какая-то темная сущность.
Дальше мы просто уставились на свечку, не в силах продолжить разговор. Почему-то я почувствовала себя чересчур гадко и мерзко. Я подумала, что он, наверное, каждый вечер плачет над этой фотографией, вспоминая все моменты с этой Эмили. Она же была ему сестрой, сестрой, которую он по-настоящему любил и почитал, и вот ее нету с ним уже восемь лет. Рана начала затягиваться, а тут объявилась я, точь-в-точь похожая на покойную сестру, и у него снова что-то перемкнуло в душе.
Я вдруг испытала почти непреодолимое желание потянуться к нему и обнять, посмотреть в его бездонные карие глаза и утешить, сказать, что все будет хорошо. Какая-то неведомая сила будто тянула меня к нему.
Но я не сделала это, просто тихо сказала, что очень устала, и пошла по лестнице на второй этаж под его всхлипы, которые еще долго не прекращались.
***
Следующий день не обещал ничего хорошего. Хмурые пепельные тучи сгрудились над Слипстоуном, говоря этим, что солнечная беззаботная погода отменяется. Резко похолодало. Дэвид, который вчера был не очень-то и рад нашему вторжению, сегодня выглядел еще более мрачнее.
На столе в тарелках нас ожидало какое-то зелено-синее желе, и, к сожалению, на запах и на вкус оно было таким же, как и на вид. Смотря, как парень ест это за обе щеки, нас с Сонькой поочередно выворачивало наизнанку. В конце концов он сдался, и бодрым будничным тоном объявил, что после завтрака мы отправимся собирать ягоды.
Мы шли извилистой плиточной дорогой, которая вскоре стала редеть и в конечном итоге у конца города превратилась в еще влажную от ночного дождя почву. Дома остались позади. Мы шли втроем (Кир был довольно слабым, чтобы улепетывать в случае опасности, да и вообще, он пожелал остаться в этом странном особняке, прогнав нас из комнаты отборной руганью), и у меня в мозгу Аза Джонсон кричала во все горло:
Мы свернули с проселочной дороги в редкий «лес» ссохшихся тонких деревьев, который походил больше на лесополосу; обогнули небольшое болотце с вязким зеленым содержимым и наконец увидели то, что представляло из себя сад.
Это было небольшое, огороженное частоколом пространство с разнообразной растительностью. Мы вошли в низенькую калитку вслед за Дэвидом, и почти сразу же чуть не врезались в табличку, на которой было что-то написано непонятными знаками.