КваКСы всё ещё шли по цене в полтора раза выше обычной — рядовые пользователи оспаривали их друг у друга, торопясь закончить недоделанное. Мария колебалась. Ей хотелось развеселить себя, но включать сейчас «Автоверсум» было глупо, куда разумнее подождать до утра.
Она подключилась к JSN, натянула перчатки, активировала рабочее пространство. Иконка с изображением человечка, поскользнувшегося на банановой кожуре и замершего в момент падения, означала сохранение её неоконченной работы. Мария ткнула иконку, и перед ней вновь мгновенно возникли чашки Петри.
Она могла бы спросить Адена в лицо: «Хочешь поехать в Сеул один? Провести годик без меня? Если дело в этом, почему бы тебе прямо об этом не сказать?» Но ведь он стал бы всё отрицать, правда это или нет. А она не поверила бы ему, лгал бы он или нет. Так зачем задавать вопрос, ответ на который ничего не даст?
Да сейчас уже не казалось важным, Сеул или Сидней, нужна она или нет. Вот место, куда можно войти отовсюду — из любой географической точки, в любом эмоциональном состоянии.
Мария уставилась на рабочее пространство, провела пальцем в перчатке по краю одной из чашек и насмешливо провозгласила:
— Меня зовут Мария, и я страдаю нездоровым пристрастием к «Автоверсуму»!
У неё на глазах культура в чашке, которой она коснулась, из грязно-синей превратилась в сплошь коричневую, а потом сделалась прозрачной, словно программа визуализации уже не отличала мёртвых
Однако по мере растворения бурой массы Мария вдруг заметила кое‑что вначале пропущенное.
Крошечная электрически-синяя искорка.
Она приблизила её к себе, не желая делать поспешные выводы. То было маленькое скопление выживших бактерий, быстрорастущее, — но это ещё ничего не доказывало. Некоторые штаммы всегда держались дольше прочих, то есть, если говорить формально, какой‑то «естественный отбор» происходил. Однако эволюционный триумф, которого добивалась Мария, вовсе не походил на честь оказаться динозавром, который вымрет последним.
Она вызвала гистограмму, демонстрирующую соотношение разных форм эпимеразы, — этот фермент, как она надеялась, должен был стать орудием, превращающим мутозу обратно в нутрозу. Но ничего экстраординарного схема не показала: обычный диапазон короткоживущих неудачных мутаций. Ни намёка на то, чем этот штамм отличался от его вымерших родственников.
Мария «пометила» часть молекул мутозы в питательной среде, дала задание множеству копий «Демона Максвелла» отслеживать их перемещения и сделала весь процесс видимым, — для «Автоверсума» то был аналог используемой биохимиками реального мира технологии радиоактивных меток в сочетании с чем‑то вроде ядерного магнитного резонанса, поскольку демоны не только указывали местонахождение, но и были готовы просигналить о любых химических изменениях. Она ещё увеличила масштаб, заполнив рабочее пространство одной из выживших клеток, окрашенной теперь в нейтральный серый цвет, и смотрела, как рой фосфоресцирующих зелёных точек проникает сквозь клеточную мембрану и мельтешит по протоплазме в суете броуновского движения.
Одна за другой часть меток превратились из зелёных в красные. Это означало, что они прошли первый этап метаболического пути — присоединение высокоэнергетической группы атомов, более или менее эквивалентной фосфатной группе. Но в этом не было ничего нового: на первых трёх стадиях процесса ферменты, работавшие с нутрозой, расходовали на самозванку энергию, как на настоящее питательное вещество.
Строго говоря, эти красные точки уже не были больше мутозой, но Мария дала демонам указание окраситься в хорошо различимый фиолетовый цвет не только в присутствии собственно нутрозы, но и в том случае, если наблюдаемые молекулы вернутся к классическим формам на более поздних стадиях превращений, — будут, так сказать, спасены в процессе переваривания. Она, конечно, сомневалась, чтобы такое могло произойти при неизменённой эпимеразе, но ведь почему‑то бактерия процветала.
Молекулы с красными метками беспорядочно бродили по клетке, частично переваренные свободно смешивались с нетронутыми. Аккуратные схемы метаболических процессов — пути Эмбдена — Мейергофа[3] в реальном мире или пути Ламберта в «Автоверсуме» — всегда создают впечатление упорядоченного конвейера по обработке молекул, но, говоря по правде, любую из живых систем на глубинном уровне движет энергия случайных столкновений.
Несколько красных меток окрасились оранжевым. Вторая стадия: фермент превратил шестиугольное кольцо молекулы в пятиугольник, а освободившееся звено стало ответвлением, более доступным и легче вступающим в реакции, чем раньше.
По‑прежнему ничего нового. И ни следа фиолетового.
Ничего интересного не происходило так долго, что Мария бросила взгляд на часы и произнесла: «Глобус», — чтобы посмотреть, не вышел ли недавно в онлайн на дневную работу какой-нибудь крупный населённый центр. Однако картинка с подлинным видом Земли из космоса чертовски ясно показывала, что рассвет сейчас посреди Тихого океана. Калифорния приступила к делам ещё до того, как Мария вернулась домой.
Несколько оранжевых точек пожелтели. Третья стадия пути Ламберта, как и первая, заключалась в присоединении к сахару богатой энергией группы атомов. Когда это происходило с нутрозой, затраты окупались: «заряженными» в конечном счёте оказывались в два раза больше молекул-поставщиков энергии, чем было «разряжено». Мутоза же на четвёртой стадии — расщепление кольца на две части меньшего размера — необратимо тормозила всю биохимическую механику…