Дискуссии в обществе, порождённые экспериментом, оказались горячими, но удручающе поверхностными. Вновь бушевали длившиеся десятилетиями старые споры о том, много ли общего компьютерная программа может иметь с человеком (с точки зрения психологии, морали, метафизики, теории информации…) и даже могут ли Копии считаться мыслящими и сознающими себя «на самом деле». По мере того как другие исследователи воспроизводили эксперимент Вайнса, их Копии вскоре начали проходить тест Тьюринга: ни одна группа специалистов, проводившая опрос группы людей и Копий (по видеосвязи с замедлением, чтобы замаскировать разницу в восприятии времени), не смогла распознать, кто из них кто. Однако некоторые философы и психологи продолжали настаивать, что это демонстрирует лишь «симуляцию сознания», а Копии — просто программы, способные детально изобразить внутреннюю жизнь, в действительности не существующую.

Сторонники гипотезы «сильного искусственного интеллекта» настаивали, что сознание — функция определённых алгоритмов, результат конкретных способов обработки информации, независимо от того, какая машина или орган использованы для выполнения этой задачи. Компьютерная модель, манипулирующая данными о самой себе и своём «окружении» точно так же, по сути, как и органический мозг, неизбежно приобретёт те же ментальные свойства. «Симуляция сознания» — такой же оксюморон, как «симуляция арифметики».

Противники возражали, что от моделируемой грозы ещё никто не промок. Моделируемая ядерная электростанция не вырабатывает ни ватта энергии. Модели пищеварения и метаболизма не потребляют питательных веществ — ничего на самом деле не переваривается. Так откуда уверенность, что в модели человеческого мозга должны возникнуть настоящие мысли? Возможно, компьютер, в котором функционирует Копия, и способен генерировать достоверное описание поведения человека в произвольном гипотетическом сценарии. Может даже показаться, будто он поддерживает разговор, поскольку верно предсказывает, что сказал бы человек в аналогичной ситуации. Однако едва ли сама машина при этом что‑то осознаёт.

Пол быстро решил, что весь этот спор лишь рассеивает внимание. Доказать с полной достоверностью наличие разума у Копии хоть одному человеку невозможно. Для Копии же оно и так очевидно: cogito ergo sum. Дискуссия окончена.

Для людей же, готовых допустить наличие разума у Копий на основе тех же логических рассуждений, каковые заставляли предполагать его у собратьев по виду, — и для Копий, готовых ответить им тем же, — суть дела заключалась совсем в другом.

Были кое‑какие вопросы о природе этого общего качества, которые появление Копий высветили резче, нежели что бы то ни было ранее. Вопросы, которые требовалось исследовать, прежде чем человеческая раса сможет с уверенностью передать свои воспоминания, свою культуру, цели и сущность наследникам.

Вопросы, на которые могла ответить лишь Копия.

Пол сидел в своём кабинете, в любимом кресле (он не был уверен, что фактура обшивки воспроизведена точно) и утешался, как мог, пониманием полной нелепости всех страхов перед дальнейшими экспериментами на самом себе. Он уже «пережил перенос» из плоти и крови в компьютерную физиологическую модель, радикальностью далеко превосходящий прочие стадии проекта. По сравнению с этим подстройка некоторых параметров модели должна была представляться ерундой.

На терминале, для всего остального по‑прежнему не работавшем, возникло изображение Дарэма. В воображении Пола он уже начинал превращаться из всесильного божества, пребывающего в чертогах Реальности и дёргающего оттуда ниточки управления, в мелкого деспотичного джинна, заключённого в бутылке-экране. Одного писклявого голоса хватало, чтобы любая аура величия и могущества сдулась, как шарик.

Пик.

— Эксперимент первый, проба ноль. Базовые данные. Разрешение по времени — одна миллисекунда, стандарт системы. Просто считай до десяти с односекундными интервалами, насколько сможешь их выдержать. Идёт?

— Думаю, с этим я справлюсь. — Он же сам всё это спланировал и совершенно не нуждался в пошаговых инструкциях. Изображение Дарэма исчезло: во время эксперимента не должно быть никаких связей с реальным временем.

Пол сосчитал до десяти. «Джинн» вернулся. Рассматривая лицо на экране, Пол осознал, что его ничуть не тянет видеть в этом лице «своё собственное». Может быть, это наследство попыток дистанцироваться от более ранних Копий. Или, возможно, его внутренний образ самого себя никогда не был особенно похож на действительный облик, а сейчас защитные механизмы психической устойчивости сделали разницу ещё больше.

Пик.

— Ладно. Эксперимент первый, проба один. Разрешение по времени — пять миллисекунд. Ты готов?

— Да.

«Джинн» исчез. Пол принялся считать:

— Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

Пик.

— Есть что сообщить?