— Их нейроны используют для передачи сигнала полимеры-проводники вместо потенциала действия на мембранах. Сами клетки по размеру сравнимы с человеческими, но каждый аксон и дендрит способен переносить множественные сигналы, — Дарэм сдвинул точку обзора в глубь глаза ламбертианина и продемонстрировал. Нейрон зрительного нерва при ближайшем рассмотрении включал тысячи молекул, похожих на верёвки с хитро вывязанными узлами и протянувшихся по всей длине клетки. В дальнем конце каждый полимер соединялся со своего рода пузырьком-везикулой. Узенький молекулярный канатик казался крохотным даже рядом с этим микроскопическим мешочком из клеточной мембраны, отделённым от внешнего мира. — У них почти три тысячи разных нейромедиаторов; всё это белки, состоящие из трёх субъединиц, каждая из которых существует в четырнадцати вариантах. Немного напоминает человеческие антитела — тот же трюк для образования широкого спектра форм. И они связываются со своими рецепторами столь же избирательно, как антитело с антигеном, так что каждый синапс представляет собой биохимический коммутатор на три тысячи каналов без малейшей возможности перепутать линию. Такова молекулярная основа мышления ламбертианина. — Не без иронии, он прибавил: — А это больше, чем имеем вы или я, у нас нет молекулярной основы для чего бы то ни было. Мы по‑прежнему пользуемся старыми мозаичными моделями человеческого тела — расширенными и модифицированными по вкусу, но базирующимися на тех же принципах, что и первая говорящая копия Джона Вайнса. Существует долгосрочный проект с целью дать людям возможность вычисляться на атомарном уровне… но, не говоря о политических сложностях, даже энтузиасты этого дела постоянно находят себе более насущные занятия.

Дарэм вновь сдвинул точку обзора, провёл её сквозь оболочку клетки и развернул, так что стала видна хвостовая часть нейрона. Цветовой код он сменил с атомарного на молекулярный, выделив разные нейромедиаторы различными оттенками. Потом разморозил изображение.

Несколько сереньких везикул — пузырьков, образованных липидной мембраной — вскрылись, исторгнув потоки ярко окрашенных пятнышек; кувыркаясь, пятнышки проплывали мимо точки обзора, оказываясь вблизи глобулами сложной неправильной формы, поражающими разнообразием структур. Дарэм вновь развернул точку обзора и двинул её вперёд, к противоположной стороне синапса. Наконец Мария различила разноцветные рецепторы, погружённые в клеточную мембрану принимающего сигнал нейрона: длинноцепочечные молекулы, скрученные в плотные кольца с углублениями неправильной формы на том конце, который виднелся снаружи клетки.

Несколько минут они следили, как тысячи разномастных нейромедиаторов отскакивают от одного из рецепторов, пока Дарэм не соскучился и не обратился к программе: «Покажи совпадение». Изображение на секунду расплылось, затем вернулось к первоначальной скорости, как раз перед тем, как молекула нужной формы наконец ударилась о мишень. Она соответствовала рецептору и встала на место. Дарэм протолкнул точку обзора сквозь мембрану как раз вовремя, чтобы показать, как внутренняя, погружённая часть рецептора в ответ на присоединение медиатора меняет конформацию.

— Теперь, — пояснил Дарэм, — рецептор катализирует активацию другого медиатора, который передаст энергию соответствующему полимеру, если только с ним уже не связан ингибитор сигнала, блокирующий медиатору доступ. — Он снова отдал приказ программе, та взяла на себя управление точкой обзора и продемонстрировала все упомянутые стадии.

Мария, совершенно замороченная, потрясла головой.

— Скажите правду, — кто всё это организовал? Три тысячи нейромедиаторов, три тысячи рецепторов, три тысячи вторичных медиаторов. Не сомневаюсь, что вы можете показать мне структуру каждого, и что все они действительно ведут себя так, как вы утверждаете. Даже написать программу, которая всё это подделывает, огромная работа. Кто вас подрядил на это? Ответственных не может быть много.

— Это я подрядил вас, — мягко поправил Дарэм. — Не может быть, чтобы вы забыли. Зародыш биосферы. Демонстрирующий, что жизнь в «Автоверсуме» может быть такой же сложной и разнообразной, как на Земле.

— Ну нет. Чтобы перейти от A. hydrophila к этому, понадобятся…

— Миллиарды лет по времени «Автоверсума»? Вычислительные мощности, превышающие на порядки все ресурсы Земли двадцать первого века? Именно это необходимо планете Ламберт, и она это получила.

Мария пятилась от экрана, пока не наткнулась на стену и осела на пол, покрытый пушистым ковром, возле красной оконной шторы. Спрятав лицо в ладонях, она постаралась дышать помедленнее. Чувство было такое, что её похоронили заживо.

Неужели она ему поверила? Это уже почти не казалось важным. Что бы она ни сделала, он будет бомбардировать её подобными «доказательствами», упорствуя в своих утверждениях. Лжёт он преднамеренно, или введён в заблуждение другой версией самого себя, или всё‑таки гипотеза пыли в самом деле верна, он никогда не выпустит её отсюда в реальный мир. Сумасшедший обманщик, ещё одна жертва или носитель истины. В любом случае освободить её он не может.

Её оригинал остался там — с деньгами для спасения Франчески. В этом и был смысл безумной игры: плата за риск собственной душой. Если она будет всё время помнить об этом, уцепится за это, вероятно, сохранит рассудок.

Дарэм гнул своё — то ли не замечал её состояния, то ли вознамерился нанести завершающий удар. Он говорил:

— Кто бы мог сработать всё это? Вы же знаете, сколько времени понадобилось Максу Ламберту на трансляцию всего одной бактерии из реального мира. Или вы правда считаете, что я сумел найти кого‑то, способного произвести функционирующее и притом несуществующее псевдонасекомое прямиком из воздуха… не говоря про разумное насекомое!

Ладно, вы не можете лично проверить поведение макроскопических объектов на соответствие правилам «Автоверсума». Но вы можете исследовать все биохимические пути, отследить их обратно, к более древним видам. Можете посмотреть, как растёт эмбрион клетка за клеткой, понаблюдать за градиентами концентрации управляющих этим ростом гормонов, дифференциацией тканей, формированием органов.

Вся планета для нас — открытая книга; вы можете смотреть на всё что угодно, в любом масштабе, от вирусов до экосистем, от активации молекулы пигмента в сетчатке глаза до геохимических циклов.

В данный момент на планете Ламберт обитают шестьсот девяносто миллионов видов. Все подчиняются законам «Автоверсума». Все — и это легко продемонстрировать — происходят от одного-единственного организма, жившего три миллиарда лет назад, характеристики которого, полагаю, вы знаете назубок. Неужели вы верите, что кто‑то мог изобрести всё это?

Мария сердито взглянула на него.

— Нет. Разумеется, оно эволюционировало, наверняка. А теперь можете заткнуться — вы победили, я вам верю. Но зачем вам понадобилось будить меня? Я здесь потеряю рассудок.