Потом я перестал с ним заговаривать, только пытался рассмешить. Ни разу не получилось.

Иногда я останавливался — просто для разнообразия. Умолял Сигурда подождать хоть минуту, однако он неизменно уверял, что отдыхать некогда. В ответ же на мои расспросы повторял:

— Потому что надо дойти.

Я спрашивал, куда «дойти», но он не знал. Я заявлял: раз уж он не знает, мне и подавно нет смысла идти за ним. Сигурд фыркал, отвечал, что я вправе принять такое идиотское решение, и шел прочь от меня. Когда он должен был вот-вот скрыться из виду, я начинал вприпрыжку ковылять за ним. Ведь я в нем нуждался — что я стану делать тут один? Так мы все пилили и пилили вперед. Нас ждало место, которое он не мог назвать, а я не мог представить.

Галлюцинациям положено быть интереснее, думал я. Скучно плестись много дней напролет по равнине; я только удивлялся, что способен так долго воображать нечто столь упорядоченно-правдоподобное. Холод пронизывал слишком глубоко, снежинки были чересчур разнообразны, а усталость моя — слишком болезненна для воображаемого мира. Лишь моя способность продолжать идти без отдыха и пищи казалась нереалистичной.

Конечно, бред! Отвратная, правдоподобная, холодная, затянувшаяся галлюцинация. Ломка не такой должна быть. Если только…

— Сигурд, я умер?

Он, наконец, хоть чему-то засмеялся.

— Ты здесь просто гость!

Если это место принадлежало Сигурду, как гроб принадлежал Сэй, мне хотелось бы узнать побольше. Обо всем. Я решил говорить без обиняков.

— Что это у тебя на шее звенит — ожерелье с драгоценностями Сванхильд?

Он остановился, быть может, решая, стоит ли подтверждать.

Решил:

— Да.

— Почему не наконечник от стрелы?

— Он достался Фридлейву.

— А ты знаешь, что его назвали заново? Сигурдом…

Он несколько секунд помолчал, потом ответил тихо-тихо:

— Да, я знаю. То была большая честь.

— Ты расскажешь мне об Эйнаре?