Мне же оставалось лишь скучать в его палатке, разглядывая скромное убранство друида. Что удивительно, здесь не пахло потом или чем-нибудь похуже – все-таки Хьялдур, наверное, имел какие-никакие представления о гигиене. Вместо этого палатку наполнял запах полыни и мяты, от смеси которых слегка щекотало в носу.

Надо сказать, что различных атрибутов друида у него стало гораздо меньше, чем было в старом доме. Не было бесчисленных свисающих с потолка пучков ароматных трав, не было полок, заставленных сосудами с отварами и настойками. Не было и выточенных из дерева маленьких идолов и рун, разбросанных по всему дому. Но Хьялдур, кажется, не унывал – все-таки главное то, что мы остались в живых, а остальное можно восстановить и зажить еще лучше прежнего. Ради этого я и лезу из кожи вон, пытаясь придумать что-нибудь новое.

С этими мыслями я медленно опустилась на мягкие шкуры и невольно прикрыла глаза. Темнота для меня пришла незаметно.

Разбудил меня Хьялдур, буквально ворвавшийся в палатку.

– Майя! – он встряхнул меня за плечо и я нехотя разлепила глаза. – Пора.

Я медленно кивнула ему в ответ, потянулась и собиралась было вылезти из его жилища, как вдруг он снова коснулся моего плеча. Я оглянулась и увидела беспокойство на его лице.

Было сложно понять, что он чувствовал – с одной стороны Ун в его представлении был источником всех бед на земле, а с другой… Он ведь мне доверял, в конце концов.

– Ты уверена? – спросил он, пристально глядя в мои глаза.

– Одному человеку не под силу удержать власть, Хьялдур, – тихо ответила я. – Нужна не только сильная рука и трезвый ум, но и образ для поклонения.

– Ты ведь представляешь последствия своего решения? – строго спросил друид.

– Да. И я сама несу за это ответственность.

Я улыбнулась ему и приподняла шкуру, загораживающую вход. Напоследок я обернулась и, обнажив острые зубки, весело выпалила:

– Я же Майя Бортдоттир, форр фан да!

Я услышала, как Хьялдур тяжело вздохнул и, чувствуя, как в груди истошно бьется от волнения сердце, а ноги становятся мягкими, как сухие соцветия вейника, наконец, вышла в прохладную темноту вечера.

Солнце уже давно опустилось за горизонт, и с низин нашего фьорда не было видно того краешка неба, который все еще оставался бледно-розовым, хранящим в себе последние лучи небесного огня. Вокруг не было ни одного крохотного костерочка – будто бы все люди, что окружали меня, разом покинули это место. Но о том, что они все еще здесь, говорило одно – десятки голосов, криков и звонких смешков, доносящихся с берега. Темноту разрывал яркий свет огромного костра, в свете которого причудливыми фигурами играли длинные тени веселящихся людей.

– Пиявки! – звонко выкрикнула я и цокнула языком.

Из-за черных столбов огромного шатра, словно бесшумные тени, возникли фигуры моих друзей. Свена среди них сейчас не было, однако Кира вела за собой Хендерсона, держа его за локоть. В дрожащей руке, держа под мышкой, он нес тагельхарпу, а Снорри тащил огромный бубен.

– Мы готовы? – спросила я, чувствуя, как от волнения слегка дрожит мой голос.

– А сама как думаешь? – проворчал Снорри.

– Как никогда! – весело оскалилась Кира.