– И почему же ты не спишь, вороненок?
Она начала называть меня так уже довольно давно, но лишь пару недель назад узнала значение этого слова. И, черт возьми, мне нравится это прозвище!
– Хочу с папой говорить.
– С папой? Ты что же это, папу любишь? – сюсюкающим тоном произнес огромный, бородатый мужик напротив, а я в ответ лишь поморщилась.
– Она не любит, когда так… – мама наклонилась вперед. – Майя умная, как ворон. Ей нравится, когда с ней говорят на равных.
– Вот как? – отец усмехнулся. – Что ж, дочь моя, давай поговорим. Ты, наверное, соскучилась? Или хочешь, чтобы я тебе что-нибудь подарил? Куклу, да?
Он очень хотел угодить мне. Было видно, что за суровой северной внешностью скрывается душа любящего отца и заботливого мужа, и меня всегда это подкупало. Если он творил что-то ужасное, я точно знала, что все это не просто так. Папа для меня самый добрый человек в этом мире.
– Соскучилась! – уверенно заявила, кивнув. – Папы дома нет!
– Но папа ведь работает, вороненок. Чтобы было что кушать.
– А я хочу папу дома, чтобы когда солнце!
Оба родителя умиленно улыбнулись. Черт, все-таки сложный у них язык. Ну ничего, еще привыкну.
– Папа, я сама могу быть!
А вот после этих слов улыбка исчезла с лица отца. Его нынешнее выражение можно было описать разве что, как озадаченное.
– Папа, тебе трудно. И мама хочет помогать тебе. А ты не разрешаешь.
– Но милая моя, я ведь беспокоюсь о…
– Не надо! – резко и настойчиво оборвала его на полуслове. – Я сама! Ты переживаешь?
– Да, переживаю. Я знаю, что ты умная девочка, но всякое бывает.
– Тогда давай я буду с дядей умным! – ударила ладошкой по столу и тут же об этом пожалела. Больно же. Еще и отец не понял о ком говорю. – Хьялдур дядя!
Когда отец услышал это имя, то тут же выронил деревянную ложку. Ребенок тянется к родителям, потому что они становятся для него образами для подражания. Если ребенок тянется к знахарю, к колдуну, то это как минимум необычно.
– Будешь… с друидом? – переспросил он. Уже слышала это слово, но оно слишком сложное, чтобы его можно было сразу запомнить. – Зачем, вороненок?