Сделать все своими руками и увидеть на сцене в свете юпитеров — большая радость. Радовало даже как будто самое простое дело — подготовка «ночного неба». Ну что тут особенно интересного? В картоне прорезали звезды. Потом картон закрашивался сажей, а с обратной стороны прорезанные звезды заклеивались разноцветной бумагой. Листы картона соединялись в сплошной щит, за которым устанавливался свет.
Как же красочно вспыхивало наше замазанное сажей небо! Красные, зеленые, голубые, золотистые звезды загорались на нем празднично и радостно.
Все это будоражило чувства, фантазию. Хотелось творить.
Тогда у меня и появились строчки о скрипке, которая «жалобно плачет где-то вдали, сердце мое надрывает тоской…»
Что это была за тоска? О ком или о чем? Я, наверное, и сама еще этого не понимала. Она была навеяна чужими переживаниями, чужими стихами. Но Анатолий Владимирович загорелся желанием инсценировать мое «творение».
И вот мы снова готовимся к постановке. Ночное небо, огромная луна, камыши, белоснежные лебеди, «плывущие» по озеру. За сценой рыдает скрипка, а я, совсем еще девчонка, в легкой белой тунике с обнаженными тонкими руками, рассказываю зрителям о своей тоске…
Прошли годы… Далеко осталось детство…
Но, может быть, потому я и не расстаюсь с детьми, что кто-то отдавал мне в моем детстве свое сердце, свои сказки?..
Путешествие в юность
Держу в руках письмо из города моей юности от незнакомой девушки, студентки педагогического института, члена кружка «Эврика», который занимается исследованиями, поисками, изучением творчества писателей Прииртышья…
И вот уже забыты мой возраст и старческие болезни… Я снова пятнадцатилетняя мечтательная девчонка, опьяненная красотой и мощью Иртыша, стою на палубе старенького парохода. Слышу ровное биение мотора, и оно кажется мне биением сердца великана. Ощущаю на лице водяные брызги. Бурлит вода. Бьется за кормой, пенится. Лопасти колес увлекают меня все дальше от родного Урала.
Вот и он, новый город с таким сказочным названием: Семипалатинск. Насквозь продутый степными ветрами, он поблескивает навстречу мне минаретами мечетей. Здесь в 1923 году я нашла свою судьбу. Решение было твердым и неизменным: хочу быть учительницей!
Мрачноватые своды бывшей учительской семинарии. Шумная студенческая братва… До сих пор помнятся они, мои сокурсники по педагогическому техникуму. Подружка моя, хохотунья и певунья, Мария Махина, всегда добрая и веселая толстушка с длинной косой. Строгая и немного чопорная Ольга Котова. Умная и красивая Анастасия Нетесова. Наш «ученый муж» Виктор Шахматов, вечно склоненный над книгой или журналом. Крепкая, как молодой груздок, румяная — кровь с молоком — длиннокосая Рая Соболева. Ершистый Николай Ильиных…
Но больше всех, кажется, запомнился Валерий Шестаков, а по-нашему просто Валька. Был он какой-то удивительно ясный и чистый парень, душа нараспашку, настоящий комсомолец 20-х годов.
Так и вижу его смеющиеся глаза, вздернутый нос и детские пухлые губы.
Большая (часовая) перемена… Валька затягивает потуже пояс, поправляет рубашку-косоворотку и подходит к нам с Марией.
— Хотите, девчата, я предскажу вам сегодня вашу судьбу?
Мы смеемся:
— Ты, случайно, не цыганского племени?
— Конечно. А вы и не знали? Ехали мимо цыгане и выронили из кибитки… Словом, слушайте!