— Из губчека я…
— А я почем знаю? Может, ты контра какая…
— Письмо писал? Вот меня и направили разобраться. — Яков показал бумагу.
— А что разбираться? Вас пока дождешься — сдохнешь с голоду. Письмом вызывать приходится. Сами не догадаетесь порядок навести…
— Откуда ж знать было?
— Ты все должен знать, раз ты чека!
После махорки, которой угостил Яков, красноармеец заметно подобрел и стал рассказывать:
— Как попал я сюда, так думаю, куда это меня занесло? Масло, значит, прут. Конфекты тоже почем зря. Молоко отродясь не давали. А как комиссия какая — на задних лапках перед ею: мы и так, мы и эдак. Растудыт! Ну, погоди! Мы уж нонче сами, как у нас на миру — за лапу вора да потрясем, чтоб неповадно было!
— Ты брось! Это же самосуд. Надо по совести.
— А это по совести?! — вскрикнул Герасименко и вытянул вперед ногу, завязанную грубой грязной тряпкой. — Другую неделю прошу перевязать. Гнить начала. А те руками разводят: бинта, вишь, нету. А недавно эта стерьва скоко марли уволокла, бинтов одних ворох! По совести!.. — ворчал красноармеец.
— Ты не кипятись, ровно самовар у поповны. Давай-ка по порядку.
Они сидели минут двадцать. Из рассказа раненого Гетманов узнал об исчезновении лекарств, продуктов, перевязочных материалов. Узнал он и о том, как разозленные красноармейцы поймали на днях повара. Хотели намять ему бока, да выяснилось, что ни при чем он: что получает, то и закладывает в котел. А делами тут вершит сестра-хозяйка, только хитро так обдуривает всех, что никак ее с поличным не поймаешь. А поймаешь — на любой случай отговорки есть.
— Только сегодня не проскочит, — сказал Герасименко. — Вон охрана выставлена. Озлились ребята…
— Молодцы, — одобрил Гетманов. — Только без рук давайте, баба ведь…
Герасименко с сожалением вздохнул:
— И то верно…
Когда окончательно обо всем договорились, Яков ушел в дальний конец сада, откуда хорошо проглядывалась запасная калитка, а Герасименко отправился к своим товарищам.
Прошел почти час. Незаметно подкрались сумерки. Бездействие тяготило. Яков в душе уже проклинал себя за то, что поддержал план красноармейца. А если сегодня сестра-хозяйка никуда не пойдет? Говорил же Герасименко, что она иногда в ночь остается. А если пойдет, да ничего у нее не будет? Нет, здесь надо было как-то по-другому…
Легкий свист насторожил Якова. До него донесся дробный топот и сердитый женский возглас у калитки:
— Отстаньте! Чего вам надо? Я буду кричать!