Неожиданно я заметил, что на моём правом колене лежит какая–то отвратительная штука. Боже мой, а это ещё откуда взялось?! Я попытался сбросить его на пол, но оно не сбрасывалось, словно приклеившись к руке. Тогда я осторожно взял его левой и, поднеся к глазам, принялся рассматривать.
Это представляло из себя нечто розовое, морщинистое и противное, покрытое мелкими тёмными волосками. Моё лицо искривилось в брезгливой гримасе. Я начал поворачивать его, стараясь рассмотреть со всех сторон как следует.
У него было пять отростков — что–то наподобие маленьких щупальцев, ороговевших на концах. Какой–то экзотический гигантский паук? Два отростка вдруг шевельнулись, и я вскрикнул.
Дверь кабинета открылась, оттуда вышел какой–то псих. Шизофреничка тут же вскочила и юркнула внутрь, оставив меня наедине с этим.
Спустя секунд шесть, может, семь, до меня дошло, что я рассматриваю свою правую руку, держа её в левой. Пять отростков — пять пальцев, боже, ха, как на самом деле всё просто!
В который раз я закрыл глаза.
Где–то раздавались голоса:
— Битрио хгшщти, — что–то приблизительно такое я услышал.
Чего–чего?
— Скобка треснула, надо заменять! — ага, наконец–то по–русски заговорили. — У нас есть запасная?
Я подумал: «Какие ещё, к дьяволу, скобки?!». Да, чёрт возьми, какие такие скобки? И почему вокруг так темно? Где я?
Что–то вспыхнуло, осветив нависшее надо мной чьё–то бледное лицо. Но тут же всё снова погрузилось во тьму, так что рассмотреть склонившегося надо мной человека (да и человек ли это был?) мне не удалось. Я попробовал пошевелиться. Не получилось. Где–то невдалеке снова заговорили:
— Я не знаю, что с ним делать! — голос женщины.
— Пускай лежит! — мужчина.
И тут же опять:
— Битрио хгшщти!
А потом
Я находился в своей машине — ехал куда–то. Меня вдруг обогнал велосипед. Управляющий им человек обернулся, и я с ужасом узнал в нём труп Лаховского. Он был весь грязный и уже порядочно разложился. Мёртвое лицо улыбалось. Я прибавил скорость, стараясь догнать его, но в моторе неожиданно что–то застучало, и машина начала останавливаться. Повалил снег, закружилась метель, Лаховский исчез из поля моего зрения. Чтобы никуда не врезаться, я вынужден был нажать на тормоз.
— Вот и приехали, — сказал кто–то.
Я вздрогнул, замер и осторожно посмотрел вправо. Рядом со мной в «Жигулях» находился Русаков, в руке он держал мой «Макаров». На заднем сиденье удобно расположились Марина, её сосед Олег и Терехин — толстяк с кладбища.