«Адрес в Японии?»

Бинго. На этот вопрос я точно могу ответить. «Гэндзи и Юкико Танака», — говорю я.

Они сразу приободрились.

«Живете в семье?» — спрашивает один.

Обрадованно киваю и на всякий случай добавляю пару слов о том, какая прекрасная у Танака семья.

«Телефон?»

Называю половину цифр, и тут до меня доходит… Что, если он им позвонит? Я останавливаюсь и притворяюсь, что забыла номер; потом качаю головой.

«Давно вы у них живете?»

«Два месяца», — неохотно выговариваю я. Чувствую себя дурой, но ни за что не выдам им номер телефона.

Они долго разглядывают документы, а потом меняют тактику.

«Что вы делали, когда нашли сумку?»

Я рада, что расспросы приняли новый оборот. Пытаюсь объяснить им, что бегала. Делаю маленькую пантомиму.

Один что-то говорит другому.

«Кто за вами гнался?»

Я замираю.

«В чем это у вас пальцы?»

Я удивленно опускаю глаза. Мазут. А я и забыла. Что мне теперь им сказать — что делала колесо на песке? Юкико была права. Зря я вообще вышла из дома ночью. Полицейский с опаской смотрит на мои пальцы, потом пытается соскрести образец на чистый лист белой бумаги. От беспокойства бедняга совсем перестал дышать. Его напарник пролистывает кипу бумаги; наверху каждого листа стоит иностранная фамилия. Может, в Японии иностранцев положено регистрировать, как автомобили? Отбросив кипу, он достает серьезного вида книжку и сверяется со своими записями. О Господи! Это телефонная книга.

«Не звоните! — в панике кричу я. — Их нет дома! Они спят!»

Понимаю, что веду себя как преступница, но мне все равно — лучше уж переночевать в тюрьме, чем разбудить Юкико. Полицейский набирает номер. На том конце берут трубку. Следует короткий разговор, полисмен кивает, кладет трубку и улыбается.

Значит, все в порядке. Полицейские низко кланяются, рассыпаются в благодарностях, что я принесла сумку, и выпроваживают меня за дверь. Они даже пытаются пожать мою измазанную мазутом ладонь руками в белоснежных перчатках.