– Тим, я сама.

– Дай чемодан, я сказал! – Он почти вырвал из ее рук чемодан на колесиках и побежал, Кира – за ним, вытянув вперед руку с зонтиком. – Что ты забыла в этом салоне связи… Пять минут до отправления!

– Тим, да не беги так…

Они успели. Прыгнули в вагон, проводница заглянула в билеты, кивнула, и только потом вагон дернулся, поезд тронулся с места.

– Тим, с тебя вода льет.

– А что я могу сделать? – огрызнулся он через плечо, идя вдоль ряда купе по коридору. – Ты сама виновата, не хрена было не пойми где бегать.

– Я тебе сказала ждать меня на перроне… – плачущим голосом произнесла Кира и замолчала. С Тимом бесполезно спорить – он упрямец каких еще поискать.

Нашли свое купе, свободное – только они в нем.

– Тим, скорее переоденься!

– Да погоди ты, дай я этот чемодан уберу, он под ногами… Кира! Ты обалдела?! Мы же на два дня едем, а у тебя вещей килограмм пятнадцать…

– Это все нужное.

Они толкались в купе, мешая друг другу, потом жених вспомнил, что ему надо что-то узнать у проводницы, и убежал. Вернувшись, вышел в коридор, встал у открытого окна.

– Ты простудишься.

– Ой, вот не надо… Мне жарко, Кира, мне дышать нечем! – опять огрызнулся через плечо Тим.

Тиму всегда было жарко. Высокий, плотный, мощный, с тяжелой, широкой костью – не финансовый аналитик, а каменотес какой-то.

Кира упала на сиденье, уперлась виском в стену, закрыла глаза.

Минут через десять Тим сел рядом, взял за руку:

– Кирчу́, ты обиделась? – Он называл иногда ее «Кирчу», с ударением на последней букве, ласково.

– Нет.

– Я же вижу, – Тим поцеловал ее руку, потом притянул девушку к себе, обнял. Он все время обнимал ее, тискал, трогал, щупал, тормошил. Не выпускал из рук, словно любимую игрушку. Это временами раздражало Киру – когда хотелось отстраниться, полежать или посидеть спокойно…