Хэммонд выставил на сцену граммофон и, предварив пластинку рассказом о Роберте Джонсоне и его легенде, опустил иглу. Прослушав несколько номеров, зал взорвался аплодисментами.
Но даже эти 15 минут славы, до которых сам Роберт Джонсон, увы, не дожил, оказались скоротечными. О нем забыли почти все. Кроме нового поколения блюзменов, которые вместе с огромной массой черных из южных штатов в 30-40-е годы стали перемещаться на индустриальный север – работать на автозаводах в Детройте и на заводах и фабриках Чикаго. Детройт стал столицей соула. А Чикаго – нового, уже электрифицированного блюза.
«Роберт Джонсон повлиял на меня уже через Мадди Уотерса, – признается Кит Ричардс. – В этой музыке есть грязь Миссисипи. И он слышится повсюду – у Элмора Джонса, Би Би Кинга, у всех».
На этой волне растущей популярности корневого блюза Джон Хэммонд вспомнил о забытом Роберте Джонсоне. Он собрал все сделанные Джонсоном в конце 1930-х годов записи, выкупил на них права и издал их в 1961 году на фирме Columbia под названием Robert Johnson. King of the Delta Blues Singers («Роберт Джонсон. Король Дельта-блюза»). Он ставил эти записи своему новому подопечному, 20-летнему Бобу Дилану, который признавался, что десятки его строк вскормлены лирикой Джонсона.
С этого альбома и пошло приобщение к гению Джонсона как раз в это время созревающего поколения и британских музыкантов, впитавших блюз как основу для своего собственного творчества – Эрика Клэптона, Кита Ричардса, Брайана Джонса, Мика Джаггера, Джимми Пейджа, Роберта Планта и многих других.
«В нем есть что-то сверхъестественное, – говорит о своем кумире Ричардс. – Песни, их темы, не говоря уже о гитарном стиле. В его гитаре многоголосие, как у Баха. Одна партия говорит с другой, а он сам будто посередине. Я обожаю играть с другими гитаристами. Но Роберту это было не нужно, он все мог сыграть сам».
Rolling Stones испытали огромное влияние Роберта Джонсона. Его меланхоличная “Love in Vain” – украшение лучшего, на мой взгляд, альбома группы Let It Bleed. А чуть ли не программная песня Stones “Sympathy for the Devil”, пусть и навеяна, по признанию Мика Джаггера, главным образом булгаковским Воландом (см. главу Sympathy for the Devil в этой книге), но очарование темным, «дьявольским» блюзом, и в том числе «дьявольским» перекрестком Роберта Джонсона, пришло к ним куда раньше, чем знакомство с «Мастером и Маргаритой».
Led Zeppelin исполняли “Traveling Riverside Blues” Роберта Джонсона, хотя запись эта ни в один альбом не вошла и появилась только в качестве бонус-трека к Coda. А суггестивно-эротическая строчка из этой песни “Now you can squeeze my lemon till the juice run down my leg” («Ты можешь давить мой лимон, бейби, пока сок не потечет у меня по ноге») стала основой вошедшей в Led Zeppelin II “Lemon Song”.
В 1986 году студия Columbia Pictures выпустила основанный на легенде о Роберте Джонсоне и Дьяволе полнометражный художественный фильм «Перекресток». Фильм не воспроизводит события 1930-х годов, а рассказывает о современном гитаристе, который, прослышав о «дьявольском» пакте Джонсона, пытается найти его следы в Миссисипи и, в конце концов, встречается с самим Дьяволом. Музыку для фильма делали известные блюзовые музыканты Рай Кудер, Стив Вай и Сонни Терри.
Роберт Джонсон умер, едва достигнув 27 лет, положив тем самым начало трагическому «Клубу 27» – музыкантов, поэтов, отдавших свою жизнь если не дьяволу, то дьявольской музыке рок-н-ролл: Брайан Джонс, Джим Моррисон, Дженис Джоплин, Джими Хендрикс, Александр Башлачев, Курт Кобейн, Эми Уайнхаус и многие другие, менее известные.
«Не знаю, откуда взялась эта легенда про перекресток, но я в нее свято верю. Да на самом деле не так уж и важно, правда это или нет, – говорит блюзовый музыкант Кевин Мур, по прозвищу Кеб Мо. – Если даже Роберт Джонсон и не встречал дьявола, даже если это и чистая выдумка, то это метафора, это призыв нам всем: вставай, иди, стань тем, кем ты должен стать».
BEI MIR BIST DU SCHÖN
Как непритязательная песенка на идиш стала всемирным хитом, в том числе в нацистской Германии и в СССР, и благодаря «королю свинга» Бенни Гудману заронила зерно еврейского джаза
«Джаз родился в Одессе». Эти слова советского певца и музыканта Леонида Утесова – урожденного Лазаря Вайсбейна – отчасти были озорной шуткой патриота-одессита, отчасти данью охватившему СССР в сталинские годы русского патриотизма, когда изобретение радио приписывалось русскому Попову, а не итальянцу Маркони, самолета – Александру Можайскому, а не американцам братьям Райт, паровоза – русским отцу и сыну Черепановым, а не англичанину Стифенсону.
Однако при всей анекдотичности этого заявления и при всей очевидности зарождения джаза в американском Новом Орлеане, совсем списывать со счетов мысль Утесова нельзя.
Зарождение джаза в начале ХХ века совпало с массовым притоком иммиграции в Америку из Европы – в том числе и еврейской иммиграции. Массово переместившиеся за океан евреи стремительно ассимилировались, желая влиться в американскую жизнь и американскую культуру, в том числе и музыкальную.
Причем слово ассимиляция – здесь ключевое. Для евреев, пожалуй, больше, чем для других этнических групп из Европы, она была способом как можно скорее забыть о погромах и унижениях на родине, как можно успешнее перевариться в плавильном котле Америки и стать настоящими американцами.
Широко известна их роль в становлении Голливуда: братья Уорнеры (урожденные Вонсал) – основатели Warner Brothers, Сэм Голдуин и Луис Мейер – основатели Metro-Goldwyn-Mayer, Адольф Цукор – основатель Paramount, Карл Леммле – основатель Universal, Джозеф Шенк – один из основателей студии «ХХ век Фокс» – все были евреи. В популярной музыке межвоенной поры картина была сходная.
Многочисленные еврейские композиторы и поэты-песенники, вскормленные на вывезенном из Европы мелодизме и поэтике, очень успешно вписались в индустрию мюзикла и популярной песни и стали чуть ли не главной творческой силой в создании канона американской популярной песни, так называемой Great American Songbook. Однако еврейство свое они никоим образом не выпячивали, более того, данные им при рождении еврейские имена меняли на нейтральные, американизированные: Израиль Исидор Бейлин стал Ирвингом Берлином, автором двух музыкальных символов Америки, песен “God Bless America” и “White Christmas”. Якоб Гершович стал Джорджем Гершвином, Ричард Рогазинский стал Ричардом Роджерсом. Некоторые – в особенности те, кто либо сам, либо их родители приехали из Германии и чьи имена звучали не столько ярко выраженно по-еврейски, их сохранили: Джером Керн, Оскар Хаммерстайн, Лоренц Харт, Курт Вайль.
Содержательно, политически они еще как-то отражали свое еврейство: бежавший в Америку от нацистов Курт Вайль в 1937 году написал оперу «Вечная дорога» на либретто сионистского активиста Мейера Вайсгаля о преследовании евреев в нацистcкой Германии, Джордж Гершвин жертвовал деньги еврейским организациям. Но мелодически, музыкально проследить еврейские корни в их творчестве было очень трудно. Более того, Гершвин, работая в 1934 году над негритянской фолк-оперой «Порги и Бесс» и ее главной, ставшей всемирно известной темой “Summertime”, панически опасался, что вместо негритянской мелодики в его музыку вольно-невольно вкрадется воспринятая им из проведенного в идиш-театрах Нью-Йорка детства еврейская мелодика. Ему этого удалось избежать. «Говорить о еврейской традиции у Гершвина просто абсурдно. В нем нет ничего еврейского», – писал исследователь творчества Гершвина Карл ван Фехтен.