Дело было, можно сказать, пустяковое. Патрулируя ночью московские улицы, агент уголовного розыска Келлер услышал слабый женский крик. Определившись с направлением, откуда тот донесся, Келлер двинулся туда и увидел на тротуаре тело зарезанной женщины. Какая-то фигура, вжав голову в плечи, метнулась в переулок вдоль стены, и хотя эта часть города была освещена только бледным светом луны, агент заметил подозрительное движение.

— Стой! Стой, стрелять буду! — заорал Келлер, выхватывая наган.

…Менее чем через час в особняк в Большом Гнездниковском переулке, где в 20-е годы столетия с таким же номером обосновался московский уголовный розыск, явились двое. Один пришел не по своей воле, потому что его конвоировал второй — плечистый, белокурый и смахивающий на немца (кем он в действительности и был).

— Петрович, не спи! — рявкнул Келлер на дежурного, который вовсе не спал и даже не дремал. — Я бандита поймал.

К последней фразе он добавил несколько энергичных выражений, после которых его уже никак не приняли бы за немца. Более того, услышав эти громоподобные слова, впечатлительный наблюдатель вообще предпочел бы признать в агенте Бруно Келлере русского с головы до пят — потому что у России, как всем известно, границ нет.

— Я не бандит, — сказал задержанный дрожащим голосом. — Уверяю вас, товарищ, вы ошибаетесь…

— Не волнуйтесь, гражданин, сейчас все разъясним, — отозвался дежурный агент, которого звали Петровичем.

Повернувшись на стуле, он внимательно посмотрел на задержанного. Лет сорока с небольшим, росту среднего, худощав, брюнет с легкой проседью, усишки куцые, как у Чарли Чаплина, нос птичий. Физиономия на первый взгляд пристойная, алкоголем не помятая и отчасти даже интеллигентная. Вообще на бандита задержанный не слишком походил, но жизнь, а пуще всего служба приучила Петровича и его коллег не доверять внешности. Бруно Келлер тем временем изложил обстоятельства, при которых он задержал своего спутника.

— Товарищ, вы все не так поняли, — залепетал незнакомец. — Я мимо шел… Я никого не убивал…

— Мимо шел? — рявкнул Келлер, багровея. — В третьем часу ночи?

— Так что же? Я в типографии служу, у нас рабочий день ненормированный. Я…

— Ты бежал! Ты удрать пытался, даже когда я предупредительный выстрел в воздух дал…

— Товарищ, я испугался… Испугался, клянусь вам! Мне страшно было… Там улица темная… я боялся, вдруг бандит какой нападет, пальто отнимет… А у меня одно пальто, мне без пальто нельзя. Брата моего в прошлом годе так раздели, он воспаление легких подхватил и помер…

Агенты, не сговариваясь, поглядели на пальто задержанного, о котором шла речь. Обыкновенное драповое пальто, темно-серое и не сказать, чтобы новое. Но в те годы ценность простейших вещей была велика, так что незнакомец ничуть не лгал. Могли, могли остановить в подворотне и содрать даже такое кургузое пальтишко, как у него. И убить из-за такого пальто тоже могли, будем откровенны.

— Значит, ты в типографии работаешь? — спросил Петрович у задержанного. — Профсоюзный билет есть?

Профсоюзный билет служил в те годы основным документом, удостоверяющим личность.

— Нет у него никаких документов, — ответил за незнакомца Келлер. — Он мне наплел, что их у него в трамвае увели.