Суворов, получив схему лагеря, старательно продолжил руководить расстановкой палаток и все удивлялся, почему комбат выбрал место рядом с саперами. Те, на берегу небольшой речки, возводили нечто грандиозное – печи из кирпича и деревянный каркас.
«И здесь не обошлось без капитана» — Владимир увидел, как Ненашев и Манин недолго поспорили над какой-то схемкой и, достигнув соглашения, хлопнули по рукам.
— Иван, отдай им одну большую палатку, — дернул Максим «адъютанта».
— Зачем?
— Не парься, сам спроси.
Запуская еще один процесс, Ненашев сунул Алексею несколько отпечатанных листков. Особо не вылезая из текущего официального курса, он кратко набросал план занятий для «промывки мозгов» личного состава.
Политрук, широко открыв глаза, читал предложения комбата. Названия тем Максим умело взял из передовиц «Правды» и «Красной звезды»[113], а вот содержание… Иволгин чуть не схватился за голову – где он найдет материалы? Его батальонному аппарату предстояло проводить занятия, с особым упором на русскую военную историю.
— Не волнуйся ты так. Вспомни краткий курс, — похлопал его по спине комбат. — Да, и я помогу.
Алексей выдохнул, наконец, понимая, о чем речь. «Краткий курс истории ВКП (б)» по популярности уступал «Краткому курсу истории СССР». По нему учили историю в начальной и средней школе, а красноармейцам его главы часто читали на политзанятиях.
Когда в СССР решили вновь серьезно преподавать историю, оказалось, что в стране нет подходящей книги.
«Ерунда какая-то! Сын просил объяснить, что здесь написано. Я посмотрел и ничего не понял, — это товарищ Сталин держал в руках старый учебник истории. — Нет фактов, нет событий, нет людей, нет конкретных сведений, нет имен, нет названий, пустота. История должна быть историей. Нужны учебники древнего мира, средних веков, нового времени и история СССР.
— Может история народов России, — решил уточнить нарком просвещения.
— Нет, история СССР, — вождь походил по кабинету, подумал и добавил. — Русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству приступил и сейчас».
Это было в тридцать четвертом году, а еще раньше приструнили ряд советских писателей. Тех, кто представлял прошлую Россию сосудом мерзости и запустения[114].
А в тридцать седьмом в страну вернулся Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина Вторая, Александр Невский, дуэт Минина и Пожарского. Невозможно дальше строить страну, опираясь на одних героев гражданской войны или знаменитых бунтовщиков, когда правильные русские убивали неправильных русских.
И все бы хорошо, если бы не уперлись финны в зимней войне, заставляя потихоньку начать думать по-новому. Финляндию пощадили и после Победы. Воссоздали и Польшу. Штыки могут сотворить любое чудо, но на них нельзя сидеть, имея враждебное население.
Ирак, Афганистан, Ливия, отдельно стоящее с геноцидом Косово. Все же есть какое-то злое удовлетворение, при виде наступлений «демократии» на старые грабли. Армия не годна против партизанской войны, или «точечными ударами» следует сменить не правительство, а все население страны, не осознающее нового счастья.
Формы проведения мероприятий привели Алексея в недоумение.
Комбат требовал проводить негласную политработу постоянно, даже во время занятий боевой подготовкой.
Найти для каждого красноармейца знаменитого земляка, с оружием в руках бивших врагов государства, и обязательно рассказать о нем, а при случае и пристыдить примером. Час политзанятий превратился вообще в какой-то пионерский костер. Вечером, у горящего огня, с рассказами, непременно с чаем и хоровым пением под баян.