Передвигаться можно было только на четвереньках по ходам сообщения, да и то не всегда. По опорному пункту вела огонь вся артиллерия 34-й пехотной дивизии, но огонь постепенно становился всё более вялым. Потратившись на ложные и не ложные цели, немецкие пушки требовали пополнения боекомплекта. Снаряды расходовались быстрее, чем их успевали подвозить.

– Танки!

– Самоходка! – поправил наблюдателя Ненашев, различая сквозь муть и дым характерные квадратные очертания низко сидящего силуэта «штуга».

Универсальная машина. Бронирование позволяет ему действовать против дотов, не боясь вражеской пехоты, загнанной в укрытия миномётным огнём. Дополнительно за стереотрубой, высунутой из-за башни, может находиться передовой артиллерийский наблюдатель.

Но вот первая незадача: именно с этого направления Панов такие штуки и ждал, чётко различая танкодоступную и танконедоступную местность ещё тогда, когда торопил бригаду оружейников. Беда ожидаемо пришла с запада, видимо, немцы всё же навели мост.

Пальцы младшего лейтенанта Зимина, сжимающие рукоятки наводки, дрожали от волнения. Движущаяся цель, самоходка, постоянно перемещалась, переваливаясь из стороны в сторону, и наводить пришлось непрерывно, то быстрее, то медленнее крутя ручку.

На спине расплывалось тёмное пятно.

Выстрел! Мимо!

– Осколочный! – не отрываясь от прицела, крикнул Зимин. Бронебойный есть лишь в «сорокапятке», в установке ДОТ-4. У его трёхдюймовки другая задача.

Закрывая ему обзор, перед пушкой взметнулась земля. Никто не хотел умирать. Но младший лейтенант всё равно продолжал удерживать прицел чуть впереди «штуга», ожидая, когда враг сам войдёт в перекрестие.

Выстрел! Мимо! Его зазнобило, как же так? Чёрт! Дурак! Придурок! Угломер и так стоит с боковым упреждением!

– Осколочный!

Заряжающий вновь воткнул в казённик унитарный патрон.

После взрыва в метре от корпуса самоходку немного развернуло влево. Осколки и взрывная волна повредили гусеницу, на время обездвижив машину.

Из дота ударила долго ожидающая именно этого момента «сорокапятка», чертя в воздухе красную линию. Пробить лобовую броню «штурмгешюца» она могла лишь с расстояния в полсотни метров, это потом уже выяснится на испытаниях. Бронебойно-трассирующий снаряд угодил в правый борт, и самоходка застыла, лениво поднимая в небо небольшой дымок с копотью. Следующий снаряд, выпущенный уже по неподвижной цели, попал точно в место, где за бронёй прятался бензобак, и из железной коробки наружу вырвался выхлоп пламени.

Миновал ещё один критический момент. Продолжения атаки с запада, от пятого форта не последовало, пионеры вермахта сейчас чинили наплавной мост, проломленный следующим штурмовым орудием. И у немцев дела не всегда шли хорошо.

Ненашев взглянул на циферблат. Держаться надо ещё два часа, потом, так или иначе, с севера в город ворвутся немцы. Гудериан переправился севернее, и уже ничто не поможет Бресту.

Тактике ведения уличных боёв Красную армию ещё не учили. Красноармейцев быстро выбьют из города, а одиночных стрелков, как и прошлый раз, добьют немцы или местные. Итак, добавим ещё минут тридцать-сорок, и фрицы выйдут в тыл, предварительно и окончательно перерезав последний выход из крепости.

Сзади раздался шум, и Ненашев, обернувшись, увидел Иволгина, всего в пыли и копоти. Политрук, закопчённый и изодранный, тяжело привалился к стене траншеи, пытаясь отдышаться. А какой у него взгляд! Панову внезапно захотелось уточнить его «политико-моральное состояние», именуемое по флотскому, язвительному жаргону «полиморсосом».

– Ты, это… Как, целый внутри?