— Я не о том, присказка просто такая. Мы с Андреем действительно можем попробовать вылечить твоих больных, всех, как я тебя вылечил. Оплаты не надо, от лечения и нам польза будет в практике. Тут другое предложение. Как ты уже понял, мы с Андреем, да и Толик не нуждаемся в еде и сне, ещё раны на нас заживают, как на собаках. Я вот могу почти три дня не есть, а потом ржавым сухарем насытиться, у напарника — чуть хуже, но он учится. У тебя как, Толик?

— Два дня — легко. А то и больше.

— Вот, а я о чём. Я так понимаю, что на безрыбье и креветка за рака свистеть научится, так? А у вас в коллективе уже всё съели, еды вокруг нет. Если люди не согласятся уйти с тобой, умрут здесь, а согласятся — умрут или по дороге или где-то там, куда ты их приведешь. Ты же знаешь, что и там еды нет?

Петрович угрюмо кивнул.

— Вот, знаешь, а ведёшь людей за собой. Короче, смотри, что предлагаю. — Тут он меня перебил:

— Разведку? И лечение? Тоже хорошо, но это не то. Как вы такими мутантами стали, мужики? Это же спасение для нас.

— Петрович, не перебивай. С разведкой вы и сами горазды справиться, полечить мы уже пообещали. — Я взглянул на Андрея, по-прежнему сидевшего у стены. Глаз закрыт, другой закрывает повязка. — Правильно угадал. Я могу сделать желающих такими, как я.

— Как? — Надежда вспыхнула в глазах Петровича. — Что надо?

— Ничего не надо. Короче, только не пугайся, я — вампир.

Похоже, с первого раза не дошло. Я тоже молча ждал реакции.

— Ну и? — Какая-то неправильная реакция у него вышла или я слишком многого жду от компьютерной программы.

— Что «ну и»? Вампир я, говорю, кровь пью, людей заражаю вампиризмом, они такими же вампирами становятся. — Я скрюченными пальцами взмахнул перед его лицом.

— Ха, ты что, совсем обалдел, парень? Да у нас половина от всех — монашки, земля в монастыре освященная, да и от гриппа чесноком спасаемся, вырос он уже. Монашки тебя точно проклянут, сгоришь в адском пламени. — Вроде не похож на фанатика веры. — Нет, если это правда, то некоторые конечно согласятся, лишь бы выжить, но не все. Пффф, далеко не все.

— Твое дело, Петрович, к утру убедить максимально много людей в том, что вампиры — это спасение. Покажи им, что ты внезапно стал здоров. Сейчас давай посмотрим самых больных, они после лечения, думаю, окажут тебе в этом помощь, «на деле», так сказать, показывая возможности магии. Насчет земли освященной ты прав: неприятно нам там находится, так что уходить из монастыря всё равно придется. А чеснок, да и крест — это мимо. Я вон крестик нательный ношу и нормально всё. Так что принимай решение, лидер — или сейчас идём и начинаем спасать людей, или завтра вы все начинаете умирать, потому что мы уйдём. И никакой помощи, — я махнул в сторону профессора, весь наш разговор безмолвно простоявшего рядом, — обещанной вам Аркадием Иосифовичем, не будет. Мы — эта помощь.

В общем, спустя десяток минут уточнения и притирки, мы дружной толпой пошли в лазарет. Я намеренно не стал прятаться и мы с Никитиным своей экипировкой ощутимо выделялись среди членов общины. Первыми нас заметили мальчишки. Этот неунывающий народ даже в условиях голода играл в футбол, матч которого при виде нас как обрезало. Сначала неуверенно, затем все смелее и смелее, десяток пацанов в отдалении окружили нас и сопроводили до медблока, полушёпотом обсуждая нас и моих зверьков.

В самом лазарете, под который была приспособлена одна из пристроек к храму, было всего четыре койки. Правда, все они были заняты: на одной лежал ударенный вчера Стражем мужчина, Семейников кажется, на второй женщина на сносях последнего месяца, ещё на двух две девчонки лет так трёх и пяти. Кроме больных, в палате находились две монашки, сидевшие у изголовья кроватей детей, которые при нашем появлении зашлись кашлем.

Как лечить грипп, мы с Андреем, конечно, не знали. Поэтому, поздоровавшись с присутствовавшими, я сначала подошёл к Семейникову. Петрович что-то тихо зашептал монашкам — наверно, объясняет, как мы и договаривались. Наибольшие проблемы с приобщением к вампиризму как раз от верующих ожидаю, так что свидетели нашей лечебной силы в их стане нужны как воздух. Поэтому, специально став поудобнее относительно монашек, я положил руки на туго стянутую бинтами грудь мужчины. Заклубился искристый туман, монашки быстро перекрестились, не отрывая взглядов от больного. Тот, пожирая меня широко распахнутыми глазами, вслушивался в свои ощущения, задышал более глубоко, морщась от боли. Под бинтами что-то хрустнуло, потом ещё раз, похоже, ранее сломанные ребра вставали на места. На его лечение у меня ушло около минуты, после чего я махнул рукой монашкам:

— Посмотрите?

Те согласно кивнули и ринулись к Семейникову, задавать вопросы из серии «болит — не болит». Убедившись на словах, что все хорошо, аккуратно размотали бинты. Нормальная мужская слегка волосатая грудь с изъеденными голодом мышцами. Контрольное простукивание костяшками пальцев не выявило никаких признаков травмы.

— Господи, спаси и сохрани, явил чудо свое. — Монашки вновь синхронно перекрестились. — Как же ты сумел-то, парень?