Если сила и есть, то только внутри него самого. Ведь есть то, во что он верил всегда, и это в его душе. Незыблемо. И это – любовь родителей, отдавших за него свои жизни. Их безусловная вера в него. Только это заставляло жить дальше, когда ничего не осталось. Это его молитва, его церковь, религия и святыня.

“Ты не мой отец”, – даже не повернулся он к духу, что маячил возле.

Дух неожиданно громко расхохотался.

“Как же так, Рейнард Тэмхас! Как же ты смеешь отказываться от родства?!”

Разочарование смешалось с облегчением. Он не поговорит с настоящим отцом, но зато знает, что тот никогда бы не обвинил так. Он снова ощутил опору и теперь не сорвется.

“Скажи мне истинное имя Зверя”.

Дух неуловимо менял очертания, и больше не было сходства с отцом, да и вообще с человеком. Был лишь плотный туман, липкое ощущение на коже, незримое присутствие особой силы.

“Ты изменился, Рейнард Тэмхас, – совсем другим голосом произнес этот дух, кружа возле него. – Теперь тебя не так легко столкнуть с пути?”

“Скажи мне имя Зверя”.

“А может Бреннан был прав, и ты предатель дважды? Убил того, кто растил тебя вместо отца, кто дал пищу, кров и возможность сохранить свою жизнь? Не захотел делиться богатством, когда он отдавал тебе последнее. Как это подло!”

“Имя Зверя”.

“Ни доли сомнений, Ре-ей?”

“Я сделал то, что было единственно верным в тот момент. Каждый момент я делал единственно верный выбор, чтобы оказаться там, где есть сейчас.”

“Какая твердость духа! Нет, вы посмотрите на него!”

И будто сотни духов вокруг закружились, рассматривая, насмехаясь. Рейнард смотрел только на того, кто говорил с ним, кто был здесь старшим. Как бы они ни пытались задеть, эти духи – не демоны.

“Я знаю, ради чего иду. Мне есть, за что бороться”.

“Знает он! – снова расхохотался дух и почему-то обернулся к Полине. Потом снова к нему. – Что ж! Раз ты “зна-аешь”, за что бороться! Тогда слушай”.

Десятки, сотни, тысячи духом выстроились вокруг него, заполнили собой пространство и тихо, утробно принялись повторять какие-то звуки.

Соединяясь, эти тысячи голосов звучали страшным эхо.

“Я не понимаю!”