– Нет, нет, нет, нет! – взвыла миссис Уолтерс.

Она хотела дотянуться до откинутой головки ребенка, но снова поскользнулась и растянулось на скользком полу.

Машина «скорой помощи», которой полагалось доставить доктора Файнберг в больницу, была найдена на Сторроу-драйв врезавшейся в дерево. У водителя было разодрано горло, санитар лепетал нечто мало вразумительное.

Детективам удалось расшифровать его лепет: последним пациентом «скорой» была доктор Файнберг. Она находилась в беспамятстве, однако в разбитой машине ее не оказалось. Некто, убивший водителя, забрал ее с собой. На переднем сиденье была кровь, сзади крови не было. Лоб выжившего украшала глубокая царапина.

Судебно-медицинский эксперт предложил препроводить санитара обратно в зоологический сад: если у него сохранится страх перед зверями, звери в конце концов до него доберутся.

– Лучше ему наведаться туда завтра, иначе его потом не затащишь туда никакими силами – так он будет бояться. Я знаю, что говорю: мне уже приходилось заниматься ранами от клыков, – сказал врач.

– Но он работает не в зоопарке, – возразил детектив. – Он – санитар со «скорой помощи», его полоснули ножом. При чем тут зоопарк?

– А при том, что на лбу у него след клыков. Нож такой раны не оставит. Кожа сначала прокушена, а потом разодрана.

Увидев труп девочки Этель, врач окончательно убедился, что по городу разгуливает большая дикая кошка.

– Взгляните на живот, – предложил он.

– Что-то я не вижу живота, – сказал детектив.

– Вот и я о том же. Большие кошки первым делом лакомятся животом – это их излюбленное блюдо. Завалив теленка, они сразу принимаются за его брюхо. Это человек предпочитает бифштекс из огузка. Так что это, бесспорно, большая дикая кошка. Если, разумеется, вам не известен маньяк, охотящийся за человечьими внутренностями.

На темном чердаке где-то на северной окраине Бостона Шийла Файнберг дрожала и изо всех сил цеплялась за балку. Она не хотела думать о забрызгавшей ее крови, об ужасе чьей-то смерти и о том, что кровь на ней чужая. Она не хотела даже открывать глаза. Ей хотелось умереть, прямо здесь, в темноте, и не думать о случившемся.

Она не была религиозна и никогда не понимала языка, на котором молился ее отец. Даже не понимая этих молитв, к двенадцати годам она успокоилась, уверовав в естественный порядок вещей и в то, что людям следует соблюдать требования морали просто потому, что они справедливы, а не в ожидании последующей награды.

Поэтому она не умела молиться. Так обстояло дело вплоть до этой ночи, когда она стала умолять Бога – того, кто правит вселенной, – чтобы Он избавил ее от этого кошмара.

Ее колени и руки лежали на балке. Пол был внизу, на расстоянии пяти метров. На этой перекладине она чувствовала себя в большей безопасности, почти неуязвимой. Ее зрение необыкновенно обострилось.

Какое-то движение в углу. Мышь? Нет, слишком мелкое существо для мыши.

Она слизала с рук кровь, и все ее тело охватила истома. В груди и в горле раздалось урчание.

Она замурлыкала.

Она снова была счастлива.