Тургенев, «Бежин луг», 1851 год, произведение из обязательной школьной программы по русской литературе. Человек заблудился. Увидел мальчиков, коней, собак, подсел к костру, перекинулся с детьми парой слов, а потом улегся под куст и стал глядеть вокруг… Писатель прислушивался к разговорам пяти крестьянских детей, чтобы потом не только написать об этом рассказ, но и создать типы русских людей, которые получатся из этих мальчиков, когда они вырастут. Федя, надменный наследник деревенского богатея. «Славный мальчик» Павлуша — умный, знающий, сильный защитник и вожак. Работящий наивный Ильюша. Застенчивый и грустный Костя. Романтик Ваня. Характеристики на все времена! Но вырасти повезло не всем. В конце рассказа Тургенев с искренним сожалением упоминает о гибели Павла в том же году: «Он не утонул: он убился, упав с лошади».

Гена Селезнёв, как и множество юных читателей, мальчиков и девочек по всему Союзу, не мог не заметить этих главных и очень притягательных черт характера героя рассказа «Бежин луг» Павла — серьезности и надежности. Именно в том возрасте взросления Гена, знавший от матери, что его отец был пограничником, начал мечтать о том, чтобы стать военным, офицером, потому что начал ощущать в себе, что он защитник по жизни.

В разговорах у тех ребят в Ленинградской области, между прочим, не могла не присутствовать тогда некая внутренняя детская убежденность в безусловной правоте своей страны. Так что же было той неосознаваемой политической подоплекой жизни, нерушимой базой хорошего отношения к стране и власти у подавляющего большинства детей послевоенного поколения?

Вспомнить и перечислить нетрудно.

Это было счастье от того, что они живут в другой, новенькой, не капиталистической стране, в которой нет ни помещиков, ни капиталистов, то есть чужих для народа людей, угнетателей, о которых они знали из произведений русских писателей.

Была гордость от того, что мы победили в страшной войне, что дошли до Берлина, что наша армия и наши бойцы — лучшие в мире. День Победы к тому времени был уже объявлен официальным праздником, но выходным он не являлся, потому что очень много было еще молодых, работающих участников войны, а страну надо было восстанавливать, и на счету был каждый рабочий день и каждый человек.

Радостное ощущение как равенства, так и общности окружающих людей; для многих это было (и остается) чувством Советской страны как большой семьи.

Невероятное ощущение спокойствия, справедливого устройства жизни и защищенности благодаря тому, что в обществе не было — по определению! — откровенных поводов для зависти. Скромность, но при этом разумная достаточность потребления обеспечивала приятное равенство людей без каких-либо деклараций.

Всеобщее презрение к бездельникам, тунеядцам, пьяницам и спекулянтам.

Постоянство и даже регулярное снижение цен, и отсюда — общая стабильность, чувство будущего. (Там, в послевоенном социализме, ты изначально был человеком, пусть даже в ранге «единицы», по Маяковскому, а «здесь», после реставрации капитализма, должен постоянно доказывать это. Некоторые устают.)

Бесплатное обязательное школьное образование; доступное для всех (по способностям) высшее образование; бесплатное медицинское обслуживание с его бесконечными прививками — обязательными вакцинациями, обследованиями, правилами гигиены на плакатах, надоедавшей всем диспансеризацией, путевками в санатории, которых строилось всё больше и в которые рабочих и служащих отправляли почти «за так»; бесплатные государственные квартиры с совершенно незаметной для семейного бюджета квартплатой, на которые не могли рассчитывать алкоголики и бракоделы; обязательные, приемлемые по размерам пенсии для работавших всю жизнь трудолюбивых бабушек и дедушек и социальные пенсии для тех, кто не имел достаточного стажа, — всё это было и составляло солидную основу для уважения своего государства и себя в нем.

В результате социализм, наследие Великой Октябрьской социалистической революции, — разумеется, «исправленный» социализм, без шизофрении репрессий и прочих унижений, без страха за свою жизнь от предательства малодушного или «загребущего» соседа, а может, и «завидущего» сотрудника, — давал в послевоенное время большинству советских людей потрясающее ощущение свободы.

Причем всё это было само собой разумеющимся. Мы рождались в том сказочном обществе. Мы в нем жили. Были изъяны в самой организации общества — вечно меньшие права у сельского населения, например, или вечно чванливые и необязательные чиновники.

А самое интересное было в том, что, когда советские дети вырастали и становились советскими взрослыми, они почти все оставались детьми, «были как дети» в точности по отвергаемому марксизмом Иисусу Христу, словно веруя в неведомый коммунизм. Так было вовсе не со всеми, и дальше мы об этом узнаем из рассказа о письмах в газеты, но было, было…

Естественно, мальчики Чудского Бора чувствовали себя взрослее и умнее своих ровесников, попавшихся на глаза старине Тургеневу.

Крепостные ребята всерьез, нимало не сомневаясь, толковали о леших (лесных), домовых, водяных и прочих сказочных существах, обитавших по соседству, а также о божьих звездах в вышине.

А нашим образованным подросткам, собиравшимся учиться долго и упорно, причем в том институте, который сами выберут и который выберет их, с начальной школы было известно, что звезды — это главные составные части бесконечного космоса. Они очень гордились тем, что именно их детство озвучил своими неназойливыми позывными «бип-бип» первый искусственный спутник Земли, который запустила их единственно любимая страна всего через 12 лет после разрушительной войны. Все ждали, хотя мало кто в это верил, что недалек час запуска человека в космос. Радость от того, что чудо всё-таки произошло и первым за пределами стратосферы побывал советский человек Юрий Гагарин, оказалась безмерной.

К тому времени уже печатался в отрывках в «Пионерской правде» и «Комсомольской правде», а в 1958 году был издан отдельной книгой и попал в библиотеки роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды». Томик зачитывался до невозможной ветхости. Гагарин полетел в космос в апреле 1961 года, когда Гене Селезнёву не исполнилось еще и четырнадцати лет. Уже совсем по-другому смотрели ребята на звезды. Им было о чем поговорить в ночном.

Ночное заканчивалось на рассвете. Точно так же, как тургеневские мальчики, дети и подростки Чудского Бора пригоняли коней в стойла, запирали конюшню и отправлялись по домам спать. Днем предстояла куда более опасная операция.

Тогда, в 1960-х, подростки и их старшие братья-студенты старались помочь материально своим семьям и заработать хотя бы самому себе на хорошую одежду и обувь.