И он прибыл из Италии в Локарно, и не как-нибудь, а на скоростной моторной лодке — благо город стоит на границе со Швейцарией, в кантоне Тичино, и расположен на северном берегу озера Лаго-Маджоре.

Дуче приехал с эскортом из вооруженных чернорубашечников.

Итальянской прессе было велено написать, что только присутствие Муссолини и спасло конференцию от неудачи. Ну, на самом деле все обстояло несколько иначе. Он присутствовал только на одной сессии заседаний и появился там только на несколько минут. Одну из его пресс-конференций почти сорвали — Муссолини собирался устроить ее на сцене, в окружении своего эскорта, но журналисты в зал попросту не пошли, а вместо этого подождали вождя итальянского народа в лобби отеля.

Для Муссолини, надо сказать, это послужило уроком.

Для «больших выступлений» он стал предпочитать итальянскую почву, но на сути того, что он называл своей внешней политикой, это никак не отразилось. Когда в Танжере, в Марокко, начались какие-то беспорядки, Италия сделала все возможное для того, чтобы раздуть эту мелкую проблему между Испанией и Францией в международный конфликт. Предполагалось, что потом можно будет выступить с инициативой примирения и этой «миротворческой деятельностью» увеличить итальянский престиж.

Причем заодно зондировалась и идея о захвате Марокко, с учреждением там базы итальянских подводных лодок.

Всю степень фантастичности такого рода политики видно на одном примере: однажды Муссолини решил послать ультиматум Афганистану на том основании, что там был убит итальянец. Как его туда занесло, никто толком не знал, но, ввиду афронта национальной чести Италии, дуче требовал сатисфакции. Поскольку власти Афганистана никак не отреагировали, а сделать хоть что-нибудь было решительно невозможно, прессе велели спустить все на тормозах.

Инцидент следовало забыть, и как можно скорее.

Что, конечно, не помешало все той же прессе сообщить публике основные темы внешней политики вождя. Прежде всего Италия должна была построить империю и тем завоевать себе мощь и славу. Надо было вырастить новое поколение героев, готовых в любую минуту принести свою жизнь в жертву во имя Италии. Ибо суть фашизма — вооруженный патриотизм, и итальянцы даже в мирное время должны считать себя солдатами, мобилизованными на службу родине.

Звону тут было, как мы видим, хоть отбавляй.

Но в Италии любят преувеличения.

В романе Дюма «Граф Монте-Кристо» один из героев заказывает пролетку для прогулки по городу. И вдруг видит в Риме какую-то телегу у входа в его гостиницу и слышит от слуги: «Прикажет ваше сиятельство подать карету к дворцу?»

Ну и к фашизму в 20-е годы относились примерно таким же образом. Да, много шума, да, речи идут — пышнее некуда. Но это всего лишь средство сделать карьеру, или улучшить положение своей семьи, или просто что-то заработать. Разницу между мишурой и настоящим могуществом итальянцы видели хорошо. И иногда кажется, что столь же хорошо ее видел и дуче.

В конце концов — в известной мере Бенито Муссолини сам был типичным итальянцем.