— А я бы на маму хотел наслать эмоции, чтобы она улыбалась чаще, — буркнул его брат.

Если бы Себастьян за ними не наблюдал, то и не услышал бы этого разговора. Слова детей заставили напрячься. Когда они полностью собрались, Касс словно невзначай увязался за ними.

— Лотт, Ланс, вы же слышали, что я сказал, что нельзя влиять на эмоции других гуманоидов? — строго спросил ребят, когда они вышли в коридор.

Оба парня вздрогнули и с недоверием обернулись. Очевидно, они не услышали, что преподаватель вышел за ними, а по бета-фону ещё не научились этого делать.

— Ну почему нельзя-то? Дома вон если провернуть, то никто не узнает, — тихо, но уверенно произнёс тот из мальчиков, кто очень хотел обрадовать маму.

— И вообще, я видел по головизору, что на преступников можно воздействовать! А также доки лечат пациентов резонаторами.

— Ваша мама преступница или она чем-то больна, а ты хочешь получить образование дока? — требовательно уточнил я.

Мальчишки переглянулись, словно ища поддержки друг у друга.

— По головизору говорили, что главная опасность применения бета-колебаний — это вероятность случайно спалить мозги в кашу. Но если воздействовать аккуратно, как доки, ну и место выбрать, чтобы никто никогда не узнал и не почувствовал… — протянул один из них, словно размышляя.

Себастьян покачал головой, озабоченно размышляя, что биология биологией, но ведь должен же кто-то объяснять детям морально-этическую сторону вопроса! Обычно на такие деликатные темы отцы беседуют со своим сыновьями. Мужчина хотел попытаться донести до мальчишек, что то, что они задумали, плохо, но в этот момент вся троица вышла на улицу и среди общего ментального фона разнообразных эмоций Себастьян вдруг почувствовал знакомый кружащий голову аромат сирени.

Она будто сказочное видение стояла недалеко от пропускного пункта для родителей, а короткие волосы развевались на ветру и обнажали тонкую шею. Солнце запуталось в тёмных прядях, а кожа мерцала золотым светом изнутри. Строгое пепельно-серое элегантное платье по колено обволакивало её фантастическую фигуру и ничуть не портило образ, хотя что-то воздушное и лёгкое пошло бы Ориелле больше. Взгляду открывались обнажённые изящные икры, словно у примы балета, острые косточки на лодыжках и тонкие щиколотки, обутые всё в те же знакомые босоножки. Цваргиня теребила миниатюрную сумочку универсального чёрного цвета и, прищурившись, вглядывалась в выходящих из школьных дверей учеников. Внезапно её лицо озарила ослепительно-тёплая улыбка.

Говорят, у цваргов не бывает инфарктов, но сердце Себастьяна совершенно точно в этот миг пропустило удар. Он улыбнулся в ответ и помахал рукой.

— Мама, мама!

Ланс и Лотт бросились со всех ног к неземному видению, а Касс в который раз ощутил себя идиотом.

«Она улыбалась не тебе, кретин! Она детей из школы ждала», — пришло запоздалое понимание. Он торопливо опустил руку, делая вид, что поправляет свитер, но обнимающая детей женщина перевела взгляд и заметила недавнего знакомого. Удивление её оказалось столь велико, что отразилось в ментальном фоне.

— Себастьян? А что вы тут делаете? У вас тоже есть дети?!

В последнем вопросе проскользнула странная терпко-горьковатая нотка, но не успел Касс её как следует распробовать, как она растворилась в ровных бета-колебаниях с цветочным благоуханием.

— Нет, у меня нет детей, — ответил он, вновь улыбнувшись. — Я заменял коллегу, проводил урок биологии.

— О-о-о, — протянула Ориелла, — так вы школьный учитель? Ланс и Лотт и не сорвали вам урок? Некоторые учителя жаловались, что их невозможно угомонить.

— Мам, ну ты что! Нормально мы себя ведём! — возмущённо заявил один из мальчиков.