Первые месяцы после родов оказались очень напряжёнными: кормление, пеленки, памперсы, режущиеся зубы, болящие животики… и всё это я мужественно преодолевала в одиночку, потому что муж всегда был на работе. Несколько раз я просила прийти пораньше и помочь или хотя бы нанять нянечку на пару часов в день, чтобы я элементарно могла спокойно помыться и не беспокоиться, что мальчишки в это время выберутся из кроваток, но муж отмахивался: «Ты знаешь, сколько стоит ручной труд на Цварге? У нас все деньги идут на ипотеку» или «Не ерунди, все как-то справляются, и ты справишься. Они же мелкие совсем, спят круглосуточно, какая это работа?»

Когда я указала Морису, что он покупает себе пятый деловой костюм от Каррисона, он взбеленился: «Ты ничего не понимаешь! Я покупаю дорогую одежду, чтобы вращаться в нужных кругах. Чтобы стать богатым, нужно для начала выглядеть и чувствовать себя как богатый! И вообще, я заработал эти деньги — как хочу, так и трачу».

А я действительно не понимала. Из-за трат на одежду супруг не стал зарабатывать существенно больше, зато вместо профессии «шофёр» стал называться себя специалистом по логистическим операциям.

Однажды, когда мальчикам было около годика и я с трудом их уложила после нескольких часов укачивания, Морис завалился в мою спальню и потребовал, чтобы я исполнила обязанности жены, а я, измученная детскими капризами, больше всего на свете хотела спать, о чём ему и объявила. Он рассердился, накричал, но ушёл.

В следующий раз он пришёл через неделю, и диалог повторился слово в слово. Ещё через неделю он завалился пьяным и заявил, что я обязана удовлетворить его как мужчину. Он так орал, а Ланс с Лоттом только заснули… Я понимала, что если не уступлю мужу, то близнецы снова проснутся и расплачутся, а у меня будет очередная выматывающая бессонная ночь. Проще согласиться. Брак в ту ночь впервые напомнил вязкое, топкое и бездонное болото.

Не знаю, что именно не понравилось мужу, но для перерыва почти в год он сделал своё дело феноменально быстро и тут же ушёл восвояси. На какое-то время его раздражительность и брюзжание пропали, а в следующий раз он появился на пороге спальни лишь через три месяца. Потом ещё через три. Между нами установилось молчаливое соглашение, вот только Морис выглядел неудовлетворённым всякий раз после близости. Уголки его губ кривились книзу, у рта появились глубокие складки.

— А ты чё, не? — однажды разочарованно спросил он. — Шварх, ну как так-то? Я ж стараюсь. Что ты холодная, как глыба-то, а?

…Никогда не врите цваргу об эмоциях.

В следующий раз я попыталась симулировать наслаждение. Ох, лучше бы я этого никогда не делала! Когда Морис раскусил меня, он взбесился так, что разнёс в щепки половину спальни и лестницу, разбудил детей, а под утро и вовсе улетел из дома, хотя наступил выходной. Вернулся муж лишь через двое суток: снова в стельку пьяный, но на этот раз благоухающий сладкими женскими духами, в помятом костюме и с отпечатками карминовой помады на вороте рубашки.

— Это всё ты виновата! Это от тебя вечно воняет, вот я и вынужден ходить по всякой швали! — заплетающимся языком бормотал Морис, пока я пыталась уложить его на диван на первом этаже, чтобы не перебудил мальчишек.

Стыдно признаться, но увидев супруга в таком состоянии, я впервые почувствовала облегчение, потому что знала: ближайшие месяц-два он будет в хорошем расположении духа, не будет ссор по идиотским поводам, никто не будет мотать нервы — я смогу вздохнуть свободно.

Может быть, тогда любовь между нами окончательно умерла? Не знаю.

Загулы мужа участились, он будто ждал моей реакции на походы налево, а я молчала. Через какое-то время Морис и вовсе потерял остатки совести, приведя красотку домой. Ланс, только-только начавший говорить, тут же поинтересовался:

— Мам, а кто эта тётя?

— Папина подруга, — соврала я, не представляя, что ещё можно сказать трёхлетнему ребёнку, который случайно столкнулся с полуголой девицей прямо в коридоре.

— А почему она пришла ночью? — удивился сын.

— Они решали важную задачу по работе.

В следующий раз, когда под окном запарковался флаер мужа, я взяла мальчишек за руки и провела три часа в саду на качелях, чтобы только они больше не увидели очередную «подругу» папы и не начали расспрашивать, что она делает у нас дома.

Как и когда влюблённость в мужа трансформировалась в безразличие, отчуждение, а затем и в банальное в отвращение? У меня не было ответа.

Дверь в спальню скрипнула, но я не подняла взгляда, прекрасно зная, что это муж. Ноздрей коснулся отвратительный запах перегара. Я поморщилась.