Гендальев пролежал в больнице неделю. К нему продолжала ходить Оксана, теперь уже в сопровождении мужа и сына. Он, наконец, познакомился со своим племянником, но уговорить родственников пожить у себя, Виктору так и не удалось.

– Мы хорошо устроились неподалёку, не стоит, – отрезала Оксана.

На его вопросы о том, сколько денег она дала Цыганскому за его госпитализацию, она вообще не стала ничего отвечать.

– Позволь мне чувствовать себя благодетельницей. Знаешь, я бы никогда не простила себе, если бы тебя там убили. Я не простила бы себе, что четыре года мы не разговаривали. Пусть эта плата будет моей компенсацией судьбе за то, что ты остался жив.

Почему? Почему он остался жив?

Он не переставал задавать себе этот вопрос. Он будет помнить до конца жизни дикие глаза отчаянного человека, которыми смотрел на него Волков. Он не забудет никогда, как тот навёл на него автомат и не нажал на спуск.

Почему?

Этот же вопрос раз двадцать задавал ему следователь.

– Да не знаю я, почему, не знаю! – в раздражении отвечал молодому сыщику Виктор.

– Ну а всё-таки, в каких отношениях вы состояли с террористом?

Потом они дело, конечно, прекратили, в связи со смертью обвиняемого. Что бы, не двигало Волковым в его поступке, это «что-то» не планировало оставаться в живых. Разрядив до последнего патрона автомат, он достал из-за пазухи пистолет и выстрелил себе в голову.

И какими бы мотивами не руководствовался Волков, оставляя в живых одного свидетеля, пришить соучастие в этом деле Гендальеву, следствию при всём желании, не удалось бы никак.

– Вы лучше бы оружие проверили и попытались выйти на поставщиков, – съязвил Виктор.