А затем из дома вышел белый человек.
Примерно того же возраста, что и гость, он был седой и морщинистый, но всё ещё сильный и бодрый. Быстро приблизившись, он остановился и близоруко сощурился. Рот хозяина дома непроизвольно открылся.
– Муса?!
– Витя, что с тобой стало? Где твои очки и контактные линзы? – спросил гость и расхохотался.
С момента их последней встречи минуло больше тридцати лет. Теперь они стояли друг перед другом, огороженные первобытным частоколом. Позади, осталась большая часть жизни и половина земного шара.
– Я тут, знаешь ли, в очередную командировку приехал в Антананариву, и до меня дошёл слух, что в некоем диком посёлке, на восточном побережье острова живёт какой-то русский, – сообщил Муса.
Виктор открыл калитку и впустил друга во двор. Они обнялись.
– И что же за командировка, дружище? – спросил Гендальев.
– Как что? Я ведь тебе рассказывал – работаю у Лошо.
– Но ведь тридцать лет прошло! Он что ещё жив?
– Живее всех живых, да и с чего бы ему умирать? Восемьдесят четыре года всего-то. Самый возраст для мудреца, готовящегося к Нирване.
– Викка?! – к ним подошла негритянка.
– А, сейчас. Друг, это мой друг! – указал он на Мусу и добавил, обращаясь уже к нему. – Извини, дружище, здесь не принято приглашать в дом. Давай мы лучше с тобой пройдёмся до пляжа.
Он обернулся и сказал что-то женщине, после чего взял Мусу под локоть, и они вышли за ограду.
– Папа! – подбежал сзади молодой мулат. – Возьми.
И он передал Гендальеву холщовую сумку.
Виктор потрепал юношу по густой шевелюре:
– Спасибо, сын!
Муса зацокал языком:
– Ну, ничего себе! Семью завёл себе здесь туземную!