— Неужели не понятно, что то в горячке. Интеллигентный человек не стал бы заострять на этом внимание.

Он не оценил ни её откровенность, ни замечание.

— Ой, не смеши меня. У меня и так не важнецкие дела.

Она повернулась к нему задом и принялась жамкать. Но у неё плохо получалось. Ему было смешно наблюдать над тем, как девушка посасывала сломанные ногти и поскрипывала, должно быть, ругаясь про себя. Пополоскав мелочь, на топике она заскулила, кровь не отходила. Фёдор, чертыхаясь, встал, натянул шорты, переставил таз с табурета на стол и выстирал сам и топик, и свой камуфляж.

— Отправляйся спать. Я сам сполосну и развешу.

Но она, топчась рядом, не торопилась уходить.

— Я покупаться ещё хочу. Жаль, что у тебя нет душа или ванны.

Капитан широко ухмыльнулся.

— А мне то, как жаль ты даже не представляешь.

Она не понимала такой жизни.

— Как же ты моешься?

Капитан посверлил её глазами. Раз очень хочет, то он объяснит.

— Баня. Суббота солдатский день, а по воскресеньям наш, а каждый день вот этот тазик. Летом есть душ, вон за тем строением или озеро. Его ты тоже видела. Теперь всё обрисовал.

— А как же мне быть? — растерялась она.

— Сейчас нагреем воду в вёдрах, — объяснил он.

Она всё равно ничего не поняла.

— Но как?

— В тазике. Хочешь, могу из ковшика полить тебе сверху, — улыбнулся он.

Она вернулась к первоначальной маске. Вздёрнув носик презрительно, проскрипела:

— Ставь воду на плиту, шут гороховый.