Глава 23. Эпилог

Погода не задалась: низкие пасмурные тучи, сильный осенний ветер... Осень приходила в Сереген раньше, чем Даари привыкла в Ло-Саароне.

Зато мохнатое сизое небо стало неплохим фоном для шоу иллюзий, с огромным старанием устроенным гарнизонными магами ради церемонии прощания (похороны пройдут в других местах — родных городах и кланах погибших; а здесь так).

На фоне туч вспыхивала нежными лепестками золотистая камелия, полыхал розовым оскаленный тигр, рассыпал искры официальный герб Цивилизации и вспыхивали три знака, составляющие фамилию Алеко (кстати, звали его Саарис), у которого как у простолюдина герба, разумеется, не было. Играл гимн Серегенской армии, который бойцы слушали, прижав кулаки к сердцу.

Элликита, кстати, тоже чествовали: правда, не роскошными иллюзиями, а портретом, торжественно пронесенным перед строем и поставленным под знамя; портрет этот несла его жена, абсолютно невозмутимая внешне седая женщина, тоже в форме, с нашивками специалиста связи. Она с поклоном приняла у принца-генерала Лаора нечто длинное, завернутое в багряное знамя Цивилизации — какое-то наградное оружие, очевидно.

Затем принц-генерал Лаор, взойдя на трибуну, произнес речь перед торжественным построением личного состава.

Даари этой речи не слышала, да и смотрела на плац только издали — из окна гарнизонной лечебницы. Правда, в горле у нее все равно стоял комок, который никак не мог выйти со слезами.

Чтобы отвлечься от этого, она стала думать о принце-генерале Лаоре. Зря она на него наговаривала, вовсе он не тяжело двигался, издали по крайней мере. Все равно легче большинства толстяков. Правда, в среднем медленнее, чем Дракон. И вообще, Дракон, оказывается, довольно неплохо изображал своего сына. А Пелео Элат оказался мужичком совершенно средней внешности, смотреть не на что. Что видел ты его, что не видел.

Короче говоря, Даари решила, что может похвалить себя за недюжинную проницательность и интуицию. Правда, иных причин для похвал не имелось: еще два дня назад она осознала, какой же набитой идиоткой себя показала.

Очнувшись в лечебнице, Даари почему-то сразу подумала: ну все, Дракон теперь официально признает ее женой, ее отвезут в столицу — или иную резиденцию — поселят в одном из дворцов... Короче, все как полагается.

Однако ничего не происходило кроме стандартных лекарских процедур и стандартных опросов, никто не являлся к ней с ключами от дворца на золотом блюде. Тогда Даари сообразила, что преждевременно раскатала губу. Опальной-то она быть не перестала. И вообще, жена Дракона — это прежде всего политический титул. Нигде в законодательстве не сказано, что девушка, переспавшая с Драконом, таковой становится, это просто давняя традиция. И неизвестно, сколько раз Дракон ее нарушал. Ведь доказательств-то никаких у Даари нет — никто даже не знает, что Дракон вообще присутствовал при неудавшейся попытке Прорыва. Официально это все Лаор совместно с Камелией там купировали, причем троица магов спецназа последним усилием отдала жизнь, чтобы спасти принца-генерала и не допустить прорыва (в целом правда).

Несмотря на то, что Даари, в принципе, вовсе не стремилась стать одной из пятидесяти с лишним Драконьих жен, осознание, что ей никто этого и не предлагает, все равно горчило.

В пещере Дракон держался нежно, ласково, запросто. Если, конечно, она себе все не придумала под воздействием травматической эйфории. Ей показалось, что между ними и правда возникло что-то... Но нет.

Правда, он вроде бы сказал, что теперь они «не увидятся несколько дней», так что, может быть, ему пока просто не до нее — ему же еще с заговором разбираться, это гораздо важнее — но в нынешнем мрачном настроении Даари решила, что любым его словам, скорее всего, цена чешуйка.

Мало ли что во все времена обещали мужчины девушкам, согласившимся переспать с ними до брака!

Даари уговаривала себя, что ей в этих обстоятельствах и вовсе жаловаться не на что: Дракон этим своевременным сексом ей вообще-то жизнь спас. Ну или очень увеличил вероятность такого спасения, разницы примерно никакой. Все остальное, если подумать, ее вообще не должно волновать. Меньше всего — сакральное «позвонит или не позвонит».