Ратха никак не могла отыскать книжку. Она даже начала нервничать — почему-то ей казалось, что отец и его гость ждут не дождутся, когда они уйдут. Хотя ей было приятно видеть, что между ними возникла и все усиливается близость и взаимопонимание.
«Отлично, пусть подружатся, — подумала Ратха. — Надеюсь, когда-нибудь мне это пригодится. Мне и самой следовало бы почаще бывать в доме Сахаи — тем более, что я не раз получала приглашения от бабушки Нарендера, а она, как говорят, имеет на него большое влияние. Неужели мне не удастся очаровать старушку, раз уж у меня не все гладко идет с ее любимым внуком? Такой союзник мне совсем бы не повредил».
Наконец она нашла свой подарок — Чанхури, оказывается, сунул его в ящик стола.
— Я думал, это попало сюда по ошибке — зачем мне стихи? — принялся он оправдываться, когда дочь призвала его к ответу за самоуправство.
Нарендер поневоле усмехнулся, полностью соглашаясь с хозяином дома, — стихи ему действительно были ни к чему.
Он взял у девушки книгу в кожаном переплете и открыл ее.
— О, да это Низами.
— Что, угодила тебе? — спросила обрадованная Ратха. — Стихи о любви.
— Спасибо, Ратха, — поблагодарил за сына Джави. — Ему будет полезно почитать об этом.
Нарендер же, казалось, сразу забыл обо всем — в том числе и о той, которая сделала ему этот подарок.
«Да, — печально вздохнула девушка, глядя, с каким восторгом он перелистывает страницы, — если мне суждено однажды стать твоей женой, то до этого еще очень-очень далеко. И, как знать, может быть, слишком далеко для того, чтобы я смогла этого дождаться…»
Нет ничего страшнее толпы, охваченной единой страстью к разрушению. Она выплескивается на улицы с одной мыслью — бить, жечь, громить. Человек превращается в стадное животное, которым управляют инстинкты. Все черное, злое, что таится в глубине его души, выходит наружу — ведь в толпе все позволено и никто не несет ответственности, а для темных людей это и есть свобода.
Орда разгневанных хулиганов и фанатиков, которых немало оказалось в Обществе охраны Ганга, устроили погром на целлюлозно-бумажной фабрике. Они не удовольствовались поджогами цехов, а, распаленные безнаказанностью, продолжили кровавую вакханалию на ближайших улицах.
Телевизионные компании сработали на редкость оперативно, чего нельзя сказать о доблестной полиции. Все желающие могли видеть по своим телевизорам, как погромщики, разогретые спиртным и наркотиками задолго до начала кровавого спектакля, переворачивали и поджигали машины, гонялись с палками за прохожими, которые показались им подозрительными, как обезумевшие, хулиганы бесновались на улице, не получая никакого отпора. Но кто же направил их на фабрику? Кто одурманил их бхангом и пальмовой водкой? Эти господа, как всегда, остались в тени. Они использовали людей как слепое орудие своей воли и теперь с удовольствием наблюдали за результатом погрома, удобно устроившись у экранов телевизоров.
Потом кадры прямого репортажа сменились на изображение привлекательной девушки-комментатора. С профессиональной невозмутимостью она стала подводить некоторые итоги событий:
— Между администрацией фабрики и Обществом охраны Ганга возник серьезный конфликт. В результате столкновения имеются жертвы. Антиобщественные элементы подожгли предприятие «Сахаи и компания». Убыток составляет десятки миллионов рупий…
Бхагават Чанхури и Джави, удобно устроившиеся в кабинете предпринимателя, понимающе переглянулись. Несмотря на понесенные убытки, Джави выглядел бодрым и веселым. Он как раз занимался тем, что раскупоривал бутылку французского шампанского, чтобы отпраздновать этот погром.
— Организатор движения за очистку реки Ганг, господин Бхагават Чанхури, выступил с резкой критикой действий экстремистов. Он заявил, что его Общество занимается миролюбивой деятельностью. Бхагават Чанхури потребовал от правительства незамедлительного расследования…
Джави выключил телевизор. Дальше уже было неинтересно. Работа была отлично выполнена, и следовало это отметить.