— Теперь слушай внимательно. Передай Центру, что мы никогда не упадем духом. Скажи, что «Терпелиху» я не смог найти: сгорел адрес. Материальная помощь нужна, но я ее не прошу. Если люди придут, то я их обеспечу. Места встречи и пароли те же, кроме «дома Гинзбурга». Никаких личных просьб у меня нет, кроме одной: сообщи жене и сыновьям, что жив, здоров, работаю там, куда меня послала партия. Никогда их не забываю.
Они расцеловались.
Максим легализовался. Чтобы не вызвать подозрений, он поступил в медицинский институт и утром с учебниками в руках шагал на лекции.
— Так я и врачом незаметно стану, — говорил он шутя Марии Ильиничне.
Дела его шли хорошо. Он устроил одного из преданных людей заместителем головы районной управы, другого — в транспортный отдел городской управы. Его человек уже работал в гестапо. И даже на случай отхода немцев у него была возможность послать с ними хоть до Берлина надежного разведчика. Его люди работали в железнодорожных мастерских, в гараже генерального комиссариата, где они уничтожили тридцать немецких легковых автомашин, обслуживавших гитлеровских чиновников и офицеров.
Рая Окипная завоевала доверие начальника полиции Юга России — полковника Грибба. Она и Женя Бремер имели связи со штабом венгерского командования и сблизились с шефом украинской полиции в Киеве майором Штунде. К заместителю генерального комиссара Киевской области фон Вольхаузену тоже была устроена экономкой наша разведчица. Через нее поступала очень интересная информация.
Но самое главное было то, что людям Максима удалось наладить связь с товарищами из партийного подполья. Это дало возможность создать в Киеве и пригороде семь диверсионных групп. Через работавшего в городской полиции преданного нам человека по фамилии Черный все люди были обеспечены оружием.
Как-то заглянув к своей знакомой, пожилой украинке, Максим застал ее в слезах.
— Что с вами? — спросил Кудря.
— От радости, — ответила женщина. — Первый раз в этом аду плачу от радости. Взгляните, Иван Данилович. — И она протянула ему небольшой листок, отпечатанный на тонкой бумаге. Кудря прочитал сначала один, потом второй раз: к населению Украины со словами правды и надежды обращался секретарь ЦК Коммунистической партии Украины.
— Как будто весточку от сына получила, — сказала женщина, вытирая слезы.
Кудря решил перепечатать и распространить эту листовку. Так он и сделал. И хотя это не предусматривалось заданием, он стал заниматься и листовками.
Эта работа была не менее опасной, чем работа разведчика. Прежде всего надо было получить материал. А для этого необходимо было наладить регулярное слушание московских радиопередач, что каралось расстрелом. И все же каждый день, лишь только немецкий офицер-железнодорожник Георг выходил из дома, Женя Бремер включала его приемник, слушала Москву, записывала сводку и передавала Кудре. Максим писал текст листовки, а Женя печатала ее на машинке «тиражом» в 300 экземпляров.
Это было опасное занятие. Соседи могли обратить внимание на стук машинки, донести в гестапо. И они переносили машинку с одной квартиры на другую. Через связных и разведчиков Кудря распространял листовки в Киеве и ближайших селах.
Но были у Максима и серьезные неудачи.
Возвращаясь домой, Кудря заметил, что за ним следят. Он оглянулся: вблизи — никого. Улица казалась пустынной: два-три человека на весь квартал. Старуха катит тележку с тряпьем, пожилой усатый украинец тащит корзину. Тихо, спокойно.
— Нервы, — подумал Максим.
И все же шагнул в ближайший подъезд. Старуха прокатила тележку. Украинец прошагал мимо, Максим вышел из подъезда. У входа стоял невысокий красивый парень и разглядывал номер дома.
— Владик, — удивился Максим, — ты что здесь делаешь?
— За тобой гонюсь, — усмехнулся парень.