Хитер был Лантух, изворотлив, но и он не подозревал, что под дерматиновой обивкой того самого дивана, на котором восседал, лежат завернутые в газету чистые бланки разных документов, что между пружинами устроен тайник, а в нем пистолет ТТ, что рядом в книжном шкафу хранится том «Истории Украины» с зашифрованными явками разведчиков, коды и шифры для связи с радиоцентрами. И уж, конечно, в голову ему не могло прийти, что сын священника, расстрелянного большевиками, так нетерпеливо дожидающийся прихода немцев, — разведчик-чекист Иван Кудря.

У каждого разведчика есть своя вторая биография, та, под которой он живет. Я бы сказал, что от подлинной она отличается главным образом тем, что знать ее разведчик обязан лучше. Можно запамятовать имя своей троюродной тети или, скажем, дату получения диплома. Но если это связано с биографией разведчика, то ни одного факта, ни одной детали, ни одного события или даты забыть он не имеет права. И паспорт на имя Ивана Даниловича Кондратюка, и толстая пачка писем — его переписка с Марией Ильиничной, из которой было видно, как стремительно росло их чувство друг к другу, и даже повестка из райвоенкомата, призывавшая в армию их неприятного соседа и закрепившая их дружбу с ним, — все это были детали созданной Максимом второй биографии, без которой его работа на оккупированной территории была бы затруднена.

Что касается Марии Ильиничны, то она действительно была Марией Ильиничной Груздовой, вдовой репрессированного в 1937 году научного сотрудника Киевского университета. Ей тогда было 28 лет, она работала учительницей и жила с матерью мужа и шестилетним сыном в огромном многоэтажном доме по Институтской, который был известен среди киевлян как «дом Гинзбурга».

Рассказывают, что, когда ее попросили взять на квартиру Кудрю, она заплакала — не от страха, а от сознания, что ей, жене человека, наказанного Советской властью, доверяют такое важное задание, как охрана жизни нашего разведчика. И она сделала все, что смогла, чтобы он успешно работал.

Итак, Кудря стал Кондратюком и перешел на нелегальное положение. Мария Ильинична привыкла к своей новой роли. Свекровь ее недоумевала; зачем это невестке вдруг понадобилось выходить замуж. Лантух считал дни до прихода немцев. А в это время специальная группа чекистов быстро и незаметно подбирала Максиму помощников по подполью, готовила этим людям документы, продовольствие, деньги, оружие, шифры. И хотя Киев еще оставался советским, это была работа, требовавшая абсолютной осторожности и тайны — одно лишнее слово могло провалить всю операцию.

Чтобы вы имели представление, как это делается, я расскажу, как прятали радиоаппаратуру. Для нее нашли место на одной из окраин Киева — в малоприметном ветхом домике, в котором жил старик-пенсионер Евгений Михайлович Линевич. Привлекать внимание соседей было нельзя, поэтому решили, что все должен проделать сам хозяин.

Вечером, когда в соседнем доме укладывались спать, он копал в кладовой под полом яму. Через шесть ночей хранилище для рации было готово.

Сложнее было завезти громоздкую радиоаппаратуру, особенно электробатареи, которые весили около пяти пудов. Старик предложил план. У него было разрешение на покупку кубометра дров и полтонны каменного угля. Ящик с батареями можно было установить в машине, засыпать углем, закидать дровами и перевезти в дом.

Так и сделали.

Прошло несколько дней, и дед точно в назначенный час выходит к трамвайной остановке: стоит, будто слушает радиопередачу, а сам посматривает по сторонам. Видит: идет знакомый с базара, в руках корзина с фруктами. Разговорились.

— Хорошо, что я вас встретил, Евгений Михайлович. Выручайте, занесите корзину Марье Ивановне, а то спешу, — просит знакомый.

— Что же, поможем, — соглашается дед. Корзина оказывается очень тяжелой. Старик приносит ее домой, высыпает содержимое на стол: десять яблок, десять груш, шесть гранат, браунинг, два пистолета ТТ, сотню патронов.

Все было сделано настолько аккуратно, так был продуман каждый шаг, что немцы потом даже и не подозревали, что в этом доме чекистами оставлена мощная радиостанция.

Более того, забегая вперед, расскажу. Как-то они устроили обыск в доме Линевича. Офицер и два солдата заглянули в кладовку, где помещались замаскированная радиостанция и оружие. Старик стоял сзади ни жив, ни мертв. Но, увидев на полу и столе, на котором обычно устанавливалась для работы рация, куриный помет, трех белых породистых клуш и разный хлам, лежавший там для отвода глаз, немцы молча переглянулись и ушли. «Куриная маскировка», придуманная стариком, победила. Правда, в последнюю минуту один из фашистов вернулся — заметил торчащий в щелке у двери кончик провода. Взялся за него рукой. Старик обмер, но не растерялся, сказал как можно спокойнее:

«То, прошу пана, электрический звонок был. Сын проводил».

Понял немец, нет ли, но вышел во двор, ничего не сказав. В действительности же кончик провода, за который он держался, был вводом антенны радиостанции: пятьдесят метров ее были проложены под плинтусом. Потяни немец сильнее за проводок, вытянул бы всю антенну и дошел бы до замаскированной аппаратуры. К счастью, этого не случилось.

Не знаю, жив Линевич или нет, но хотелось бы пожать ему руку. Это был мужественный человек — два года рисковал своей головой, охраняя рацию и оружие Кудри, и в полной сохранности передал нашим властям.

19 сентября 1941 года наши войска оставили Киев и перешли на левый берег Днепра. Наступило безвластие. И тогда все, что таилось, прозябало, лелеяло надежду на возвращение старого, все, что двадцать лет вынашивало звериную злобу к Советам, ненавидело, боялось, выплеснулось на улицы. В городе начались грабежи. Враг номер два — подлый, безжалостный и трусливый, привыкший хитро маскироваться под советского человека и потому опасный вдвойне, — впервые показал себя. Это из таких немцы выбирали полицаев и карателей, управдомов, следователей, провокаторов.

Кудря шел с Марией Ильиничной по Крещатику и с болью наблюдал, как выползают наружу эти слизняки. Появились первые солдаты в темно-зеленой форме. Жалкая кучка стариков, одетых по-праздничному, направилась к Бессарабскому рынку, чтобы приветствовать представителей «нового порядка».

Вернувшись домой на Институтскую, Кудря еще раз осмотрел квартиру. Все было в порядке. Документы, оружие, деньги были надежно спрятаны. Вечером он передал радисту текст первой радиограммы.