В старом аграрном обществе считалось, что вместе с людьми в водах, лесах и полях живут бесчисленные карлики, великаны, эльфы, гномы и прочие духи. Некоторые особо жуткие сверхъестественные создания воплощали опасности природы. Сказки, которые несколько сотен лет назад рассказывали детям на ночь, совсем не походили на сладенькие диснеевские истории наших дней: например, они предупреждали, что нельзя близко подходить к воде, а то тебя схватят нёкки, бесплотные водные духи, которые топят людей. Лес тоже не считался совсем уж безопасным, потому что в нем обитали красавицы скогсры – женщины с дырой в спине, которые заманивали и губили путников. Имелись и более доброжелательные создания, например похожие на гномов шведские томте[50]. Они, как считалось, могли приносить удачу, берегли домашний скот, но, если с ними не обращались почтительно, сердились и начинали пакостить. До наших дней эти персонажи дожили в детских сказках и названиях природных объектов, например национального парка Ютунхеймен («Дома великанов») в Норвегии, скального образования Альфаборг («Города эльфов») в Восточной Исландии, а также бесчисленных туристических маршрутов с названием Трольстиген («Лестница троллей») в Швеции.
Древние предания и традиция почитания природных явлений стали одной из причин того, что христианство с большим трудом укоренялось в северных странах[51]. Особенно поклонение природе было распространено у коренных жителей северных районов Норвегии, Швеции и Финляндии – полукочевых саамов. Их традиционная система верований почти не делала различия между человеком и природой. Растения, звери, реки, горы и прочие явления природы имели свои лицо и душу и считались ровней людям. Саамы относились к природе так уважительно и эмоционально, что всегда просили у нее позволения срубить дерево или сорвать ягоды с куста: этот ритуал напоминал, что нельзя слишком усердно использовать природные ресурсы[52].
Примерно тысячу лет назад христианство все-таки вытеснило языческие верования, поклонение природе было проклято и строго запрещено, а на смену привычным праздникам зимнего и летнего солнцестояния пришли День св. Иоанна (Иванов день) и Рождество. Но кое-что из давних верований и ритуалов сохранилось и смешалось с христианскими обычаями. (Кстати, в Исландии древняя скандинавская религия была воссоздана, официально признана государством в 1973 году и сейчас является самой быстрорастущей религией страны[53].)
И вдруг в век Просвещения об одушевлении природы снова заговорили. Шведский историк-религиовед Давид Турфьелль указывает, что некоторые мыслители того времени выдвигали идею, будто Бог написал две книги – Библию и природу – и что обе они могут быть средством Его познания. В XIX веке эта идея стала завоевывать популярность и получила некоторое распространение даже среди теологов. Это заложило фундамент почти религиозного отношения к природе, которое сегодня мы видим у северных народов, одних из наименее верующих в мире. Некоторые говорят даже, что
Христиане тоже считают природу местом, подходящим для размышлений, глубоких экзистенциальных переживаний, духовности. Вообще-то убежденные христиане имеют в четыре раза больше шансов испытать сильное чувство единения с природой, чем неверующие люди[54]. Многие христиане отмечают, что чувство, которое они испытывают наедине с природой, подобно тому, что они переживают в церкви, только на природе мыслится гораздо свободнее. И понятно, почему церковь видит в жизни на свежем воздухе способ непосредственного общения своей паствы с Создателем.
Шведское слово
Церковь и friluftsliv
Для Магнуса Ларссона, священника в сером худи, сдержанно улыбающегося на официальном фото, размещенном на сайте Шведской церкви, воскресенье – полноценный рабочий день. Это, правда, не значит, что работает он исключительно в четырех стенах церкви или приходского дома. Когда мы познакомились, он сидел на каменном выступе в начале туристической тропы около моего родного городка Дальсьёфорс; был солнечный августовский день, и он вместе со своими прихожанами поджидал опаздывающих. Группа убедительно подтверждала, что в Швеции упал интерес к официальной религии: почти все собравшиеся были седоволосыми. Кое-кто принес с собой кофе, бутерброды, сладкую выпечку, а совсем пожилой мужчина, который и двигался-то с трудом, – палки для шведской ходьбы.
Лучше бежать на лыжах и думать о Боге, чем сидеть в церкви и думать о спорте.
Вместо привычной воскресной службы они шли на прогулку по местным лесам, и по оживленным голосам было понятно, что с нетерпением ждут этого «паломничества», как в приходе называют выходы на природу. Через некоторое время вся группа выстроилась в цепочку, причем Ларссон встал последним, чтобы никто не отставал.
Ларссон рассказал: «Некоторые мои прихожане уже давно хотели заняться чем-нибудь таким. Там, на природе, легче сблизиться, поговорить о жизни за стенами церкви, с людьми, с которыми в других обстоятельствах вы никогда бы не встретились. На мой взгляд, в такой обстановке человек более открыт, готов слушать и воспринимать взгляды и мнения других людей».
Ларссон, в крепких туристических ботинках и черных функциональных туристических же брюках, подходящих к его рубашке пастора со стоячим воротничком, рассказал, что в первый раз такое паломничество они совершили в пасхальную неделю 2018 года, после мощного снегопада. «Мы все-таки решили идти и мужественно, как солдаты, продвигались вперед по снегу, – усмехаясь, вспоминал он. – А потом пошел дождь, и мы еще и промокли».
Церкви в Швеции имеют давнюю традицию проведения некоторых служб на открытом воздухе, особенно летом, в некоторые религиозные праздники, например Вознесение Господне. Священники приглашают своих прихожан сесть на складные стулья на зеленой лужайке или под деревьями и в такой непринужденной обстановке, под легкий шелест ветерка и щебетание птиц, послушать Слово Божье.
Паломничество в традиционном смысле, известное с добиблейских времен, существует во всех мировых религиях. Но походы, которые сейчас практикуют Ларссон и его коллеги из других шведских церковных общин, довольно сильно отличаются от своих прародителей. Так, в них отправляются уже не для того, чтобы добраться до какого-нибудь объекта поклонения; теперь природа,
«Смотрите-ка! – воскликнула женщина впереди меня и показала на землю. – Лягушонок! Если бы мы сидели в церкви, никогда бы такого не увидели».
Ее звали Катарина Норд, и она была одним из инициаторов традиции «местного паломничества». Она подчеркивала, что считает паломничества дополнением к обычным церковным службам, а вовсе не их заменой, но отметила, что ей очень нравятся неторопливые, навевающие задумчивость прогулки на природе. Там она может тихо восторгаться журчанием воды в ручье и видом мягкого мха, укутывающего деревья. Здесь можно как следует познакомиться, выстроить отношения и с друг с другом, и с Богом, и с природой.
«По-моему, просто чудесно быть на природе, вместе ходить в походы, – говорила Норд, когда мы медленно шли в тени старых и раскидистых елей. – Есть что-то священное в том, что все это существует и дает нам средства к жизни. Мы были созданы, чтобы жить в гармонии с природой. Мы принадлежим природе».
Через некоторое время Норд уговорила всю группу идти молча, размышляя о значении слова «свобода». Эта тишина стала самой приятной частью прогулки, и не только потому, что почти все шведы слывут сдержанными и не считаются мастерами легкой светской беседы. Нет, дело тут было не только в этом. Оказалось, совсем непросто быть здесь и сейчас, не отвлекаясь ни на что внешнее и не заглядывая поминутно в смартфоны.
Мы медленно уходили все дальше в лес, обходили лужи с грязной водой, поднимались и спускались по каменистым склонам. Мужчине с палками для ходьбы было сложно, он пыхтел даже на пологих склонах, но упорно двигался вперед, не желая никого задерживать. На небольшой прогалине мы остановились и встали в круг. Мы постояли так, чувствуя себя уютно в этой тишине, но Норд прервала ее и попросила каждого рассказать, что значит для него свобода. Женщина в спортивном костюме, по виду настоящая бабушка, рассказала о контрасте между свободой жить в мирной, политически стабильной стране и хаосом в Афганистане. Пожилой усач сам признался, как счастлив, что свободно может пойти в любой уголок природы, потому что каждый человек в стране имеет право
«Мы поднялись на вершину горы, и, добравшись туда, сели и выпили кофе, – сказала она. – Никто ничего у меня не просил; вообще никому ничего не было нужно. Не было вообще ничего, только мы и горы. Вот что такое для меня свобода».