Книги

Форк 1941

22
18
20
22
24
26
28
30

– Значит не судьба. Пусть терпит… раз такой разборчивый… - хохотнул Берия – … отпустить, действительно, что-ли его… в море остудить свой конец… - скабрезно пошутил нарком.

Подумав пару минут, он подвёл итог вслух:

– Так, с М-1, как я знаю, всё по графику. Готовят к серийному производству в Молотове. Его присутствие там не критично. Этот, как его там… магнитный барабан… без него подключат. А на море… - он завершил прерванную мысль – … пусть проваливает. Отправь там с ним кого сам сочтёшь нужным.

Парой дней спустя, Сталин, узнавший от Берии о том, что тот своей властью разрешил отправить в начале июня потомка в отпуск, только прокомментировал:

– Что, не выдержал юный буржуй советских темпов работы, спёкся и на море захотел?

На сём попаданец снова выпал из их поля зрения.

Война стояла на пороге.

Глава 9. Не советский человек. Часть I

Май 1941. Н.Е.Рожков

Седьмого мая встретил начало рабочего дня с вновь ожившими ощущениями – сравнениям из «прошлого/будущего».

Послезавтра – «День Победы», которого, увы, ещё нет. Да и в «войну заново», видя (насколько я могу судить при моих принудительно ограниченных контактах) мирное состояние страны, не хочется верить. Здесь она ещё впереди, а местные допущенные не понимают, несмотря на просмотренный неоднократно парад – 2018, насколько близко к сердцу воспринимаю дату 9-го мая я.

«Две страны – две системы»… ха, я знаю это клише, хоть и использовавшееся совсем по иному поводу, из присущего прошлой для меня эпохе! Два времени – два восприятия, однако же, для меня – попаданца – это великий день, для «здешних» – обычная дата. Понятно, что так и должно быть. Странно, если бы было иначе.

Буду ли я воспринимать как «День Победы» ту дату, когда знамя Советской страны будет (в чём я, не сомневаюсь – разве может быть иначе?) «здесь» водружено над разрушенным рейхстагом? Наверное, всё же буду. Те жизни множества наших, которые возложит на алтарь Победы народ страны, скорее всего, подарят подобное восприятие. Умноженное на память о двух реальностях. Единственным, скорее всего, жителем которых одновременно обеих стал я.

Воспоминания о бесчисленных цифровых копиях в всемирной сети – часто надорванных, любительских и пожелтевших фотографий тех, кто принёс Победу тогда. Да и (меньше, но всё равно…) тех, кто сражался на иной стороне.

Ну почему, почему, Сталин не попробовал достучаться до разума Гитлера!? Тот, конечно, мировое зло, но зло не какое-то инфернальное или всё же… инфернальное? С которым нельзя договориться никак? Только дилемма «мы или они»?

Гитлер явно не желал поражения своей стране. Конечно, рассчитывал он на полную победу. И сейчас, нашим пробовать решить каким-то компромиссом нельзя, можно сделать только хуже?

Ладно, это всё – отвлечённые рассуждения. Войны, похоже не избежать. Сталина, конечно, больше спрашивать про идею не буду… зачем снова нарываться, если то, что называют «окно возможностей», похоже, окончательно захлопнулось.

Сколько миллионов наших… да и тех, кто – враги, умрёт, даже ради «лучшей Победы» и чтобы «наших умерло меньше»? И будет ли послевоенный мир лучше, чем в «моём прошлом»? Но эти мысли я оставлю пока при себе. Имею ли я право их озвучивать, когда вскоре на советской земле появится фашистские концлагеря и каждый день войны будет пожирать десятки тысяч жизней… увы, я не сильно верю в «малой кровью, могучим ударом, на вражеской территории» даже с помощью сведений из будущего. Очень хорошо, если не будет ни масштабного окружения под Киевом, ни блокады Ленинграда, ни подобных катастроф. Но что-то, я думаю, похожее, всё равно будет.

О альтернативах вслух и гуманизме к врагу лучше рассуждать тогда, когда он будет побеждён и безоговорочно капитулирует. Или хотя бы Победа будет уже видна. Тогда можно будет спросить о том, как «Вождь»(TM) видит желаемое для страны справедливое послевоенное устройство мира… да и про милость к падшим потрендеть.

И ещё… из головы никак не могу прогнать мысли о тех, кого запомнил «из памяти иных времён» намного лучше – из слышанных собственными ушами рассказов и тех фото, что хранились в семье и что я держал в руках, пытаясь иногда представить – о чём мечтал ушедший навсегда на фронт брат прабабушки, о котором я делал в 2010 доклад на уроке истории в школе к юбилею главного праздника страны.

Бывшим таковым для, наверное, большинства граждан РФ… кроме местной («пора валить из этой пахомии») и эмигрантской («ура, свалили из этой рашки!») либдемшизы. Находящих себя в «одном окопе» с обеспечивающих им верный медийный аспект журналамерах (местами совсем сакрально-жертвенных, как Политковская, так и частично, как Масюк)… и прочих натужно-раскрученных «властителей дум» (в лучшем случае как очень неоднозначной в своём творчестве нобелевской лауреатки Алексиевич и ей подобных). Где платно, где «волонтёрствуя», по зову, так сказать, неравнодушных, рвущихся к слабо посвёркивающим во тьме нашего мордорского тоталитаризма, идеалам этих сердец, во все глотки толкующих в сети о «победобесии». Но с этими то, оставшимися там же, где и весь 2018-й, всё было ясно – «баба яга всегда против» и «чем хуже, тем лучше»… а вот тот, чьё лицо смотрело на меня с экрана… сфотографированный в госпитальной пижаме на излечении после ранения в 1943 году моего мира. Как уложить в голове факт не просто про когда-то мёртвых/ныне(!) живых исторических деятелей (например, с усами и трубкой, бгг…), не просто про незнакомых людей, а про того, о ком так въедливо выспрашивал прабабушку? И вглядывался в немногие старые фото и вчитывался в строчки писем и извещения уже от 1948(!) только года – «пропал без вести…». которое, после неоднократных запросов, таки выдавило из себя родное пролетарское государство. За которое сложил голову родич.