— Например, любовь, миледи, — пояснил архидьякон, стараясь показаться смущенным.

Герцог Бэкингем презрительно хмыкнул, но на губах леди Палмер заиграла одобрительная улыбка. Этого оказалось достаточно для того чтобы Люциус поспешил развить успех: он поведал об утреннем посещении собора девушкой, влюбленной в некоего священника, и необычайно красочно передал свой разговор с нею.

«Вот и эта история пригодилась» — довольный сложившейся ситуацией решил Люциус, глядя на то, как легко миссис Палмер поддается очарованию его речей.

— Любовь — это божественная искра, разжигаемая двумя человеческими чувствами: симпатией и страстью. Симпатия — есть жажда созерцания и близости; страсть же — жажда обладания и единения, — горячо включилась в обсуждение услышанного леди Палмер. — В зависимости от преобладающего в ней чувства, любовь бывает платонической и плотской — здесь я с вами согласна, — но она всегда от бога и заслуживает права быть — в любом ее проявлении! — и тут наши мнения расходятся, поскольку я считаю, что вы не должны были ограничивать бедную девушку в ее чувствах.

Архидьякон не ожидал от любовницы короля столь рьяного заступничества за простую горожанку (к тому же ей неизвестную), но чем сильнее увязала леди Палмер в сетях Люциуса, тем большее значение приобретал он в ее глазах. Поэтому возможность вступить в спор пришлась для него очень кстати.

— Простите, миледи, вы не правы! — возразил Люциус. — Я был далек от того чтобы кого-то в чём-либо ограничивать — я лишь давал совет; однако, быть может, совершил ошибку высказав его в несколько категоричной форме. Но и вы в свою очередь забываете о том, что речь идет не только о девушке… — он выразительно взглянул на внимавшую ему миссис Палмер и та, задумчиво кивнув, сделала архидьякону знак, что он может продолжить. — Для священника же, позволительна только самая целомудренная и чистая любовь, — заключил тогда Люциус, — каковой, несомненно, является платоническая.

Леди Палмер молча взирала на архидьякона и будучи абсолютно уверена в небезупречности последнего вывода не находила все же опровержения его словам. Впрочем, Люциус, пользуясь возникшей паузой, сам пришел ей на помощь.

— Правда, из вашего определения любви я могу вывести еще один вид ее, в котором симпатия и страсть находятся в равновесии и взаимно дополняют другу друга — любовь гармоничная, полная, искренняя, — говорил он, вызывая в глазах миссис Палмер проблеск надежды только для того чтобы следующей фразой безжалостно погасить его. — Такая любовь идеальна для мирян; но и она, к сожалению, не подходит священнику: ибо там, где дух главенствует над плотью, нет места гармонии.

— Как собственно и в обратном случае: когда душа покоряется желаниям тела, — грустно промолвила леди Палмер. — Но ведь так всегда и бывает — одно верховенствует над другим. — Она бросила взгляд в сторону, где должно быть находился Карл II и тихонько, будто спрашивая саму себя, произнесла: — Неужели это значит, что совершенной любви не существует?

Люциус пожал плечами: «Кому как не фаворитке короля должен быть известен ответ на этот вопрос» — означало его движение.

— И что делать, если достичь подобной любви так неудержимо хочется? — не замечая жеста архидьякона, спросила миссис Палмер.

И на мечтательном лице ее отразилось столько светлых грёз и иллюзий, что Люциусу стало не по себе от того, что они, возможно, будут им развеяны.

— Ждать, — просто сказал он, всячески стараясь смягчить свой неоднозначный ответ, — ведь влюбленность не всегда любовь. — Кое-кто улыбнулся, признавая справедливость этих слов, а за ними уже следовали другие — столь же мало успокаивающие, сколь и верные: — Или смириться — ведь помимо любви есть еще и привычка.