— Госпо… Мишико, — негромко окликнул блондина Гери.
Паладин отвлёкся от изучения трупа и посмотрел на сотника, вопросительно подняв бровь.
— Девушка — целитель? — в голосе Гери было трудно скрываемое волнение.
— Да, — не стал вдаваться в подробности Мишико.
— А не могла бы она помочь господину?
— Это тебе не у меня спрашивать, сотник, — покачал головой паладин.
— Госпожа… — повернулся к юной ведьме Гери.
— Мали, — не отвлекаясь от перевязки бессознательного Павла, ответила девушка, — просто Мали. Сейчас закончу, и посмотрим на вашего господина. Помоги его приподнять.
— Конечно! — просиял сотник, метнувшись к юной ведьме.
Мишико пробормотал нечто одобряющее и вернулся к изучению татуировки на теле убитого его учеником монаха. Боевой серп, который обвивала колючая лоза.
— Август, Август, — тихо проговорил паладин, — во что же ты вляпался?
Мишико тяжело вздохнул и погрузился в воспоминания.
***
Они встречали тот закат, сидя прямо на парапете крепостной стены, свесив ноги вниз и прижавшись друг к другу плечами. Он и Искра. Она любила закаты. А он любил её. И это было их место. Место, где они молча проводили пару десятков минут, наслаждаясь заходящим за горизонт светилом и друг другом. Все обитатели Сурийских врат знали про эту маленькую слабость двух паладинов и старались избегать этой части стены в предзакатные минуты.
Прохладный вечерний ветерок приятно касался обожжённых дневным зноем лиц. А сытный ужин и небольшая порция вина расслабляли мышцы и обволакивали сознание, нагоняя сладкую дремоту.
— Тебя сегодня приглашал к себе настоятель? — Нария, несмотря на её мощь и грозную славу, была достаточно хрупкого, даже миниатюрного телосложения и обладала весьма тонким голоском.
Мишико покачал головой и заглянул в васильковую бездну её глаз.
— Столичные никак не успокоятся, — мягко улыбнулся паладин.
— Эти дуболомы никогда не понимали с первого раза, — ответила Искра и положила голову на его плечо. — Неужели так трудно осознать то, что нас с тобой и тут всё устраивает? Мы тут нужны. Мы на своём месте.
— На этот раз пожаловала инквизиция, — хмыкнул Мишико.