Книги

Финт

22
18
20
22
24
26
28
30

Финту доводилось слыхать, что Господь все видит: хотя, наверное, в районе трущоб Он все-таки предпочитает закрывать глаза. Если сегодня Господь был не у дел и поскольку люди особо не приглядывались – а вдруг чего заметят, – вероятно, один только человек-с-луны видел, как почтенная старушка – не то слово какая несчастная и жалкая, даже по меркам трущоб, – соскользнула вниз по веревке, преловко приземлилась на мостовую и очень медленно заковыляла прочь.

Насчет этой подробности Финт особо не тревожился: веревку мало откуда было видно; но если ты почтенная старушка, то бегаешь ты небыстро. К прискорбию, у почтенных старушек – у тех, что погрязнее, – денег на извозчика обычно не водится, но черт его подери, если он потащится, хромая, до самой реки, так что старушка, неистово размахивая клюкой, поймала-таки кеб. Старушенция выглядела так жалко – бородавкам прямо раздолье благодаря театральным хитростям Мари-Джо, – что возчик, вспомнив о своей старой мамочке, прелюбезно подсадил старушенцию – и, на удивление, даже не обсчитал.

Воистину жалкое зрелище представляла собою почтенная старушка; и судя по запаху, дней шесть как не мылась. А бородавки? Кто и когда видал такие жуткие бородавки? А еще на ней был парик, но это как раз дело обычное, ведь старушки так чувствительны, и Боже правый, думал Финт, что за чудовищный парик, гаже ни у одного старьевщика не нашлось.

Старушка захромала прочь. Возчик проводил ее сочувственным взглядом: небось с ногами у бабули беда; чистая правда, потому что Финт подложил в ботинок деревяшку – больно было адски. К тому времени, как он доковылял до ближайшего причала, ноги просто отваливались. Когда-то Мари-Джо, в прошлом актриса, говорила ему, мол, с его талантами ему самое место на сцене; но поскольку Финт знал, что платят актерам неважно, он прикинул про себя, что делать ему на сцене нечего – вот разве что театр обчистить.

Лодочник – по случайному совпадению, тот самый, с которым Финт болтал несколькими часами раньше, – Двойной Генри, завсегдатай «Дочки канонира», перевез славную старушку с бородавками и ужасными, просто ужасными зубами через реку и заботливо помог ей сойти у морга в Фор-Фартингзе, самом маленьком из лондонских округов. Если какой-нибудь житель луны приглядывал за старушкой и дальше, то он, конечно же, проследил ее путь до конторы коронера. Жалкое было зрелище, просто невыразимо жалкое. Настолько жалкое, что даже вечно всем недовольный служитель морга, что живых обычно не жаловал, и тот угостил ее чаем, прежде чем направить в контору коронера, что находилась чуть в отдалении.

Коронер был человеком добрым, что среди коронеров, как ни странно, не редкость, учитывая, как часто они видят и знают то, что обычным людям ни видеть, ни знать не следует. Он внимательно выслушал старушку, которая, заливаясь слезами, рассказывала о пропавшей племяннице. Знакомая была история, в точности сродни той, что Финт слышал от Джули-Грязнули: милая, неиспорченная девушка приехала откуда-то из Кента в надежде подучиться и подыскать себе в Лондоне работу получше. О, эта чудовищная машина – если бы бедняжка только знала! – заглатывает невинных, окрыленных надеждой, а главное – живых девушек и перерабатывает их на… нечто совсем иное.

Коронер, хоть и давно к такому привыкший, был потрясен до глубины души рыданиями и сетованиями в духе: «Я ж ей говорила, говорила, что мы справимся, мы уж перебьемся как-нибудь». И: «Я ж ей не велела разговаривать с джентльменами на улицах, сэр, строго-настрого запрещала, но вы же знаете, как оно бывает с девушками, сэр, ох, легкая они добыча для первого же блестящего джентльмена с деньгами в кармане. Ох, боже мой, боже мой, если б она только послушалась; я ж себя по гроб жизни винить буду». И: «Ну, то есть деревня – это вам не город, скажу как на духу. Ведь обычно-то оно как бывает? Если парень и девушка натворили дел, а на ней потом поясок не сходится, так ее матушка с ней потолкует по душам, верно? А потом матушка потолкует с ее отцом, а ее отец потолкует с отцом паренька за кружкой пивка в трактире, и все повздыхают и скажут: “Ох, ну, всяко бывает, по крайней мере, бездетными-то они не помрут!”» Если верить старушке, так после того молодая пара отправлялась прямиком к священнику, и ничего страшного, все в конце концов заканчивалось хорошо.

Коронер, умудренный опытом не только житейским, но в некотором смысле и посмертным, не поручился бы, что все так просто, но, конечно же, вслух ничего подобного не сказал. Наконец почтенная старушка дошла до сути: девушка убежала из дома, а она вот теперь, пока старые ноги носят, ходит от моста к мосту в поисках беглянки. Коронер мрачно покивал: все та же трагическая история, один в один.

Он знал, что в сумерках лондонские мосты патрулируют христианские филантропы, высматривая этих злополучных «замаранных голубок». Обычно «голубкам» выдают брошюру и уговаривают их так не делать; но что их ждет? – работный дом и, скорее всего, разрешившись от бремени, бедная девушка ребенка своего больше никогда не увидит.

Сталкиваясь с такими вещами ежедневно, поневоле обрастаешь носорожьей кожей, и, увы, коронер чувствовал, что справляется неважно; но старушка принялась описывать свою племянницу, и он угрюмо слушал. Рыдания перемежались словами: «Синее платьице, сэр, не новое, зато белье такое хорошее, сэр, с иголкой так ловко управлялась, умница моя… Колечко еще было железное, из подковного гвоздя, кузнецы такие делают; какое-никакое, а колечко. Нет, никаких драгоценностей, но колечко есть колечко, верно, сэр? И вот еще, может, чего важно; волосы у нее светлые, роскошные золотые волосы. Никогда их не подстригала, не то что другие девицы, которые, что ни год, ножницами – чик, и продают на парик. Здесь она как кремень, нет – и все тут; такая хорошая была девушка…»

Выслушав это все, коронер слегка оживился – равно как и Финт, глядя на выражение его лица. Не зря он потратил столько времени, выискивая Двойного Генри, и две пинты портера окупились с лихвой – он все выспросил, до последней подробности.

– С моей стороны некорректно было бы употребить слово «повезло» в таком контексте, мадам, но, по счастливой случайности, возможно, что ваша племянница как раз сейчас находится в нашей мертвецкой, где пробыла вот уже несколько дней. На нее мне как раз указали во время вчерашнего утреннего обхода, и, правду скажу, и я, и дежурный офицер поразились изумительному оттенку ее волос. Увы, повсюду в нижнем течении Темзы столь драматическая ситуация, к сожалению, повторяется слишком часто. В случае этой очаровательной юной девушки я, должен признаться, уже начал отчаиваться, что объявятся ее близкие.

Почтенная старушка зарыдала с новой силой:

– Ох боже ж ты мой, что ж я теперь ее матери-то скажу! Я ж обещала приглядеть за ней, но в наши дни девушки, сами знаете…

– Да, я все понимаю, – торопливо заверил коронер. – Позвольте предложить вам еще чашечку чая, добрая женщина, а после я свожу вас посмотреть на искомый труп.

Это предложение было встречено душераздирающим стоном и новым потоком слез, причем слезы были настоящие: к тому времени Финт уже настолько прочувствовал драму, что едва не лишался чувств; однако ж он, или, строго говоря, на тот момент она осторожно допила предложенный чай, изо всех сил стараясь не смахнуть бородавку. Вскорости после того коронер, преисполненный безмерного сочувствия к ее горю, под руку повел почтенную старушку в морг. Старушке хватило одного только взгляда на лежащую на столе девушку: тело слегка привели в порядок, так что покойная казалась просто спящей. В лицедействе надобность отпала; или, может статься, актер настолько вошел в роль и настолько с нею сжился, что публика на галерке уже все ладони себе отбила бы, аплодируя.

Старушка, обратив залитое слезами и соплями, поросшее волосками лицо к доброму коронеру, прошамкала:

– Я, по правде сказать, небогата, сэр, совсем не богата. Как Артур-то мой упокоился на Лавендер-хилл, осталась я без гроша в кармане, так что мне еще надо подсобрать средства, сэр, чтоб все сделать по-людски. Иначе ее ж на Кроссбоунз[22] закопают, сэр?

– Не могу сказать наверняка, мадам, но не думаю, что ваша милая племянница, тем более совсем недавно из деревни, была… – тут коронер откашлялся, засмущался и еле выговорил: – …была сродни «винчестерским гусыням». – Он вытащил платок, утер слезу – неслыханное дело! – и продолжил: – Мадам, я, безусловно, глубоко тронут вашим горем и вашей решимостью позаботиться должным образом о душе злополучной девушки. Я вам обещаю – в конце концов, льда у нас хватает! – что ваша юная племянница может остаться здесь, ну, не до бесконечности, понятное дело, но на неделю-другую – безусловно, а этого срока вам, полагаю, должно хватить, чтобы связаться с друзьями, которые могли бы помочь вам в вашей беде.

Коронер поспешно отпрянул назад: старушка попыталась заключить его в довольно-таки вонючие объятия, восклицая: