Соломон поднял взгляд.

– Ммм, я ж со всем моим удовольствием, Финт, и возьму недорого. – Глядя на выражение Финтова лица, старик расхохотался от души. – Право же, друг мой, хорошего ты обо мне мнения! Я ж просто пошутил; уж и пошутить нельзя? – И добавил: – Ммм, а может статься, ты еще гравировку сделать захочешь? – Старик хитро сощурился. – Что-нибудь, имеющее отношение к юной даме? А слова мы потом придумаем.

Финт покраснел.

– Ты мысли читаешь, да?

– Ммм, разумеется! Равно как и ты сам; единственная разница в том, что у меня в этом деле больше опыта: я столько мыслей на своем веку перечитал, а уж какие заковыристые да запутанные среди них попадались!

Финт отступил на шаг.

– Я прежде никогда тебя не спрашивал, но ты столько всего знаешь, ты столько всего умеешь. Так почему ты тратишь время на возню с поломанными украшалками да часами и все такое здесь, в трущобах, когда ты мог бы много чем другим заняться?

И Соломон ответствовал:

– Вопрос сам по себе заковыристый, но сдается мне, ответ ты, по сути дела, знаешь и сам, ммм? Я наслаждаюсь любимым делом и получаю неплохую компенсацию. То есть поясняю специально для тебя, деньги – за то, что доставляет мне немалое удовольствие. – Он вздохнул и продолжил: – Но, наверное, главная причина все-таки в том, что быстро бегать я разучился, а смерть, она такая окончательная.

Последняя фраза заставила Финта резко выпрямиться. Но это был призыв к оружию и начало отсчета: часы затикали, теперь Финт был человек занятой, не то что прежде; теперь все решало время, так что одевался он в спешке.

Действовать приходилось с оглядкой; Финт доверял многим, но, сами понимаете, есть разные степени доверия: кому-то он доверил бы шестипенсовик, а кому-то и жизнь. Последних было немного, и злоупотреблять их благожелательностью, пожалуй, не стоило, потому что:

а) благожелательность, если часто ею злоупотреблять, со временем изотрется; и б) никому не следует знать лишнего о Финтовых делах.

И вот он снова направился к ларьку Мари-Джо: наверняка она в этот час не слишком занята, потому что большинство ее покупателей сейчас на улицах, пытаются заработать на обед попрошайничеством, воровством или – если другого выхода нет – так честным трудом. Но Мари-Джо была на месте, надежная, как колокольный звон в Боу, – так что и Финт, в свою очередь, показал себя человеком надежным и выплатил ей обещанные несколько шестипенсовиков за суп для малышни; и поскольку вокруг народу было немного и подслушивать вроде некому, он, понизив голос, рассказал Мари-Джо о своей надобности.

Отсмеявшись, она произнесла что-то по-французски, чего он не понял, а Финт признался:

– Мари-Джо, я не могу тебе сказать, зачем мне это надо.

Мари-Джо вгляделась в его лицо, снова рассмеялась: смотрела она так, как смотрят женщины определенного типа, имея дело с нахальным молодым джентльменом вроде Финта: Финт уже научился распознавать это выражение, поскольку посвятил его изучению немало времени в финтовском университете: осуждающее и снисходительное одновременно, в сложной пропорции. Глаза ее заискрились; Финт видел, что она для него что угодно сделает. Но, памятуя об этом, не следует просить слишком многого.

Смерив его взглядом, Мари-Джо осведомилась: «Cherchez la femme?» Эту фразу Финт знал и старательно изобразил смущение. Она рассмеялась тем смехом, что пришел из самого ее детства, и велела ему приглядеть за ларьком и пошинковать лук с морковкой, пока она занимается этим его поручением. Конфуз-то какой! Средь бела дня, на виду у всех прохожих Финт – да, сам Финт! – вкалывает в ларьке; хорошо, что людей вокруг не так много.

По счастью, Мари-Джо очень скоро вернулась с маленьким сверточком; Финт его надежно припрятал и еще с полчаса добросовестно чистил и крошил овощи, причем с удовольствием: внимание к деталям позволяло внутреннему Финту обдумать следующий шаг, а именно – он собирался прогуляться к старьевщикам и по ломбардам. Он знал, что ему нужно, но побоялся закупать все в одном месте, хотя ему здорово повезло в какой-то занюханной лавчонке, где пахло грязным бельем, там нашлось именно то, что надо, а хозяин благоухал джином и Финта, похоже, впервые видел.

Но часы тикали; время поджимало.

Полдень давно миновал. Прогулявшись в «Дочку канонира» и пропустив пару пинт портера с приятелями, с одним в частности, – славный старина Финт не забывает друзей теперь, когда у него в карманах деньга завелась после победы над Демоном-Цирюльником, – Финт наконец-то был готов. Хотя Соломон, конечно, обхохотался, на него глядя, – Финт даже слегка обиделся.