Когда Финт с собакой сбежали вниз по лестнице, в небесах еще догорал последний отсвет. Следуя неписаному правилу, юноша спустил Онана с поводка и, отвернувшись, принялся глазеть по сторонам, словно и знать не знал, чем там занята собака. Кое-где мерцали огоньки, но редкие, по пальцам перечесть можно – ведь свечи денег стоят. Уж таковы лондонские плеяды: случайная звезда-другая да свеча в окне, что жертвует толику своего жира неблагодарным улицам. Если в это время суток видишь свечу в окне, значит, какой-то бедолага помер, а не то, так другой бедолага родился. Свет нужен, если позвали повитуху, – и свет обозначает смерть. А если смерть приключилась в не столь мирных обстоятельствах – если случай из тех, каким заинтересуются пилеры, – тогда понадобится коронер, а значит, и вторая свеча.

Размышляя обо всем об этом, Финт прикрикнул на Онана: «фу!» – пес уже нашел чего погрызть, – и тут в голове тихо звякнул звоночек: юноша внезапно осознал, что в темноте кто-то неслышно к нему подкрался – и теперь к горлу его приставлен нож.

Раздался тихий голос:

– Тебе, мистер Финт, известно местонахождение кой-чего важного, а я слыхал, тебя тут побаиваются, потому как все, дескать, знают, ты – парень непростой, раз уделал Суини Тодда. Но я? Я скажу, нет, враки, как есть враки, так? – раз всего-то и надо, что покараулить прямо здесь да пригрозить тебе, когда ты выйдешь проветриться перед сном, дожидаясь, пока вонючая шавка еще больше загадит мостовую, так что законопослушным жителям вроде меня и ступить-то некуда. Не вини себя, мистер Финт; многих бедолаг привычка сгубила, а я слыхал, ты парень с мозгами. Так вот, мы тут одни, ты, я и шавка, и жить шавке осталось недолго, после того как ты мне выложишь все, что надо, и я с тобой покончу. Один короткий вскрик посреди трущоб, и все, нету тебя. То-то порадуется мой наниматель, мистер Ушлый Боб. Так вот, мистер Финт, если можешь, выкладывай, где девчонка с золотыми волосами; а если не можешь, все равно тебе крышка.

В теле Финта не дрогнул ни один мускул, если не брать в расчет сфинктер. Но вот в мозгу его пронеслось имя Ушлого Боба, и Финт промолвил:

– Я тебя не знаю. А ведь думал, мне в любом из округов каждая рожа знакома. А вы бы не представились, мистер? В конце концов, я вряд ли поделюсь с кем-нибудь этими сведениями, так?

Лезвие чуть касалось основания Финтовой шеи. Онан почти наверняка бросится на врага, если подать ему сигнал, но приставленный к шее нож очень способствует тому, чтоб тщательно взвесить все «за» и «против». Шея, как знал Финт, штука крепкая, жилистая, вполне способна выдержать вес крупного мужчины, что наглядно демонстрируют тайбернские виселицы, и проткнуть ее порою непросто, если не знать, куда целиться. Но вот резануть по шее – милое дело.

Невидимка замолчал; если бы Финт не ощущал над ухом чужое дыхание, он, пожалуй, и знать не знал бы, что рядом кто-то есть. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове юноши. Невидимке нравится, что Финт беспомощен и полностью в его власти; есть такие люди, что правда, то правда; но этому типу никогда не стать жохом. Если настоящий жох хочет тебя убить, жох рассусоливать не станет.

А невидимка, по-видимому, решил, что самое время помучить жертву еще немного.

– Я никого не тороплю, – проговорил он, – так что ты небось уже смекнул, что из захвата не вырвешься, а я успею здорово подпортить тебе шею, прежде чем твой песик на меня кинется. Конечно, с ним малость повозиться придется, но собаки – не проблема, если свое дело знаешь и оделся как надо. Я не затем столько лет на ринге провел, чтоб теперь ушами хлопать: я за себя в любой драке постоять сумею! До кастетов тебе сейчас никак не добраться – и до этого твоего ломика тоже, не то что в последнюю нашу встречу. – Он сдавленно хихикнул. – И до чего ж мне приятно будет расквитаться с тобой за ту грозовую ночь. Ты, верно, слыхал, что кое-кто с тех пор принял меры, так что мой тогдашний кореш ныне не на этом свете, а на том – а ты ему вот-вот составишь компанию, точняк. А мне к вам, счастливцам, присоединяться не с руки, так что выкладывай все, что знаешь. Прямо сейчас.

Финт задохнулся. Так вот он, один из тех гадов, которые избивали Симплисити! И за всем этим стоит Ушлый Боб! Финт слыхал это имя – вроде адвокат такой, весьма уважаемый в не слишком уважаемых кругах. Уж не этот ли хмырь разговаривал с Мари-Джо?

В груди всколыхнулся гнев, яростный и неодолимый, и перетек в искрометную, слепящую убежденность, – пока лезвие мягко поглаживало его шею. Внутренний голос шептал: «Этот человек отсюда не выйдет».

Рядом не было ни души. Время от времени где-то раздавался взвизг, вскрик или загадочный вздох – музыка ночи в многоквартирных домах, – но прямо сейчас Финт и невидимка были одни.

– Выходит, я в руках профессионала? – промолвил Финт.

– О да, можно сказать и так, – откликнулся голос за его спиной.

– Круто, – восхитился Финт и резко ударил головой назад с такой силой, что послышался вдохновляющий хруст, – и тут же, стремительно обернувшись, пнул противника ногой. Не слишком заботясь о том, куда пришелся пинок и, собственно, на чем там он топчется, Финт радовался богатому многообразию выбора и в бешенстве пинал и топтал, что подвернется. Если на то пошло, самое разумное, что тут можно сделать, – это остаться в живых, а шансы остаться в живых, если тебе угрожают ножом, обоснованно малы. Лучше расквасить злодею нос и поставить здоровенный синяк, нежели самому превратиться в воспоминание. Боже милостивый, а ведь этот хмырь еще и за воротник залил, прежде чем идти на дело, – идея не из лучших там, где требуются быстрота и точность. Но ведь это – один из гадов, избивавших Симплисити; никакой пинок тут лишним не покажется.

Финт подобрал с мостовой оброненный негодяем нож и, глядя сверху вниз на лежащего в сточной канаве противника, объявил:

– Хорошие новости: через пару месяцев ты об этой неприятности и не вспомнишь. Плохая новость: спустя пару недель тебе придется попросить кого-нибудь снова как следует переломать тебе нос, не то тебя родная мать не узнает.

Негодяй засопел; насколько удавалось разглядеть в темноте, сейчас его покрытая шрамами физиономия смотрелась едва ли не лучше, чем прежде. Считается, что измочаленная рожа – признак профессионального боксера, но это не так – это признак боксера-любителя. Хорошие боксеры предпочитают выглядеть красавчиками – чтоб противник потерял бдительность.